От первого режиссёра пьесы:

Уважаемые коллеги режиссёры! Сразу начну с того, что попрошу у Вас прощения за предстоящее огромное количество ремарок, которые Вы встретите в тексте пиесы. Любой из нас обязан перед постановкой "видеть спектакль в перспективе", от начала и до конца. Так и было. Огромная просьба к Вам: если Вы не уверены, что Ваш собственный замысел, Ваше видение данной пиесы - гораздо лучше описанного в ремарках, пожалуйста, не пренебрегайте ими, ставьте пиесу по ним, ибо - так оно и было тогда.

В момент постановки Он (прототип главной героини?) зримо и незримо присутствовал на репетициях и премьере. Менялись участники спектакля, с актёрами происходили метаморфозы (не всегда приятные) и срывали премьеру, да и сама премьера была переполнена просто невероятными вещами. Будьте осторожны и, если не уверены в желании поставить эту пиесу - не беритесь за неё.

С Уважением, М.В.

От первого редактора:

Он встретил её, а её было - три.

Особенность автора данной пьесы (Гарри Галлера) в его подходе к творчеству. Он рисовал акварели и не забирал их из доходных домов, съезжая. Иногда печатал стихотворные сборники под разными псевдонимами, прозу и драматургию дарил в рукописях друзьям - не подписываясь и без пожеланий о дальнейшем использовании его трудов.

...Хотят ли переводчики славы? Творец, записывающий возникающие из пространства Видения так похож на переводчика...

Г.Г. много путешествовал, вживаясь в культуры стран, вдохновляясь сим. "Эсмеральдо На Льду" (рабочее или другое название пьесы - "Гоголиада") написана и оставлена в России. Источники цитат в пьесе подскажет прототип Аделаиды. Странная судьба пьесы, видимо, так же незримо связана с ним. В рукописном варианте имя главной героини было повторением рабочего (другого) названия пьесы. Но, первый режиссёр пьесы, М.В., не советует ставить данную пьесу под этим названием и так называть героиню. Пусть пьеса называется "Эсмеральдо На Льду", а героиню зовут - Аделаида. Причины М.В. известны и он много об этом мог бы рассказать. Видимо, в словах тоже есть код жизни, смерти или чего-то ещё. Как бы то ни было, пусть Ум прототипа наслаждается сатисфакцией. Удачи.

Гарри Галлер,
1896(Г.Г.) - 1996(М.В.),
Драма в двух актах.

"ЭСМЕРАЛЬДО НА ЛЬДУ"

Действующие лица:

	АДЕЛАИДА - дама вне возраста, хрупка, возможен типаж Эдит Пиаф.
	БЕЛЫЙ ДВОРНИК - ангельская рванина в белой телогрейке.*
	ГРАФ - в принципе, Мефистофель, но добряк.**
	ЛИЛИ - самая Юность, непосредственность, девственная распущенность.
	ПИКА - типаж вамп, дама Пик.**
	СОЖЖЁННЫЙ ДНЕВНИК - он и есть. Чистая пластика, хрупкое творчество, 
			  часто получающая в итоге либо забвение, либо 
			  сожжение, либо просто не получающее никакого 
			  итога и тем бессильно фатально озлобленное 
		   	  на создателя...

*- образ Белого Дворника взят из разработки Театра "ТРИАДА" (г. Хабаровск), с благословения господина Вадима Гоголькова, режиссёра данного театра. Образ продолжает (расширяет "список") такие образы, как Пьеро, Арлекин и т.д.

**- (NB!) В пиесе, возможно, нет отрицательных персонажей. Все хотят быть счастливыми или, хотя бы приблизиться к состоянию счастья. Только, каждый это состояние представляет себе по особенному, нередко, по недомыслию, шагает за собственным счастьем по чужим головам. Преднамеренного зла нет ни в ком, одно недомыслие.

Первый премьерный показ состоялся в г. Хабаровске, силами Антрепризы Веселова Максима Фёдоровича "ТЕАТР НА КОЛЁСАХ" в 1999г.

АКТ 1.

Лучше данную пьесу ставить не на сцене, а в духе китайского театра, когда "зритель приходит к декорациям". Для этого требуется выбрать холл старого здания с огромными потолками, зрители должны сидеть у стены, перед ними слева - камин, напоминающий жертвенник (по которому можно ходить, сидеть, действовать); хорошо, если слева или справа вверху есть небольшой балкончик, с которого с помощью верёвочной лестницы спустился бы Белый Дворник; второй, "зеркальный" балкончик не задействован, пусть с него получает сатисфакцию прототип. Спереди: площадка большого полукруглого балкона (сцена), по бокам которого колонны, соединённые парапетом. Два спуска по бокам колонн, уходящие вглубь вниз, и отделяющие парапет от задней стены - огромного полукруглого окна, весь задник - это окно. Поэтому спектакль надо ставить ночью, дабы еле видные в окно огоньки города вызывали тревогу. Справа работает стол, покрытый чёрным бархатом.

Перед зрителем на полу лежат три костюма - один женский, два - мужских, на вешалках.

Весь свет, это несколько нижних софитов по периметру задействованной площадки. Пока зрители собираются (и в антракте) хорошо будет звучать увертюра: две песни Б.Б. Гребенщикова из альбома "РАВНОДЕНСТВИЕ" - "Великий дворник" и "Аделаида". Песни могут звучать непрестанно повторяясь.

НАЧАЛО

Тишина, гаснет свет полностью, в темноте звучит фонограмма, это голоса всех участников спектакля хором:

Все -

"Прошу всех помолиться обо мне, начиная от святителей которых уже вся жизнь есть одна молитва. Прошу молитвы как у тех, которые смиренно не веруют в силу молитв своих, так и у тех, которые не веруют вовсе в молитву и даже не считают её нужною: но как бы не была бессильна и черства их молитва, я прошу помолиться обо мне этой самой бессильной и чёрствой их молитвой. Я же у Гроба Господнего буду молиться о всех моих соотечественниках, не исключая из них ни единого: моя молитва будет так же бессильна и черства, если святая Небесная Милость не превратит её в то, чем должна быть наша молитва."

Грохот канкана, стробоскоп. В углублении сцены замерли ГРАФ и АДЕЛАИДА, причём, первый может слегка хлопать в ладоши. ЛИЛИ, ПИКА и СОЖЖЁНЫЙ ДНЕВНИК перед зрителем на месте лежавших костюмов, которые теперь у них в руках, троица "оживляет" костюмы исполняя пластический этюд изображающий безудержный бал - вакханалию. В финале "бала" мимы (костюмы!) удаляются, расшаркиваясь с графом и хозяйкой вечера. ГРАФ прощается именно с костюмами, тех, кто подносит к нему костюмы, он не видит, как не видят кукловода дети в кукольном спектакле. С их уходом наступает тишина. ГРАФ провожает их взглядом, кричит вслед.

Граф -

Да, да, подождите меня, голубчики мои, подождите! Закажите, пожалуйста, крытые экипажи! (поворачиваясь к Аделаиде) Промозгло, крытые экипажи, это то, что нужно... Меня угнетает наша промозглость... Да, да, наша промозглость... угнетает... Дорогуша моя, спасибо за приём, всё было обворожительно, как и хозяйка этого дома.

Аделаида -

Не за что, что вы, право, граф! Вам спасибо, что пришли... Я... хотела спросить, да что-то никак не получалось, эти мои гости...?

Граф -

О, это мои друзья: литераторы, поэты, диссиденты, э...элита, одним словом, наши собратья по перу. Я прошу прощения у вас, голубушка моя за них, все мы, писатели, народ разный, одни, как вы, к примеру, тихие-тихие затворники, даже своего рода колдуны, а другие вот этакие, неугомонные... Но ведь пишут же, чёрт их, побери, пишут! Чёрт их побери... что пишут, чертяги! Чёрти что пишут!..

Аделаида -

Ну, уж ладно, привели так привели, мне гости не помеха. А тем более... со братья.

Граф -

Голубонька вы моя... Э... Я вот ли, на правах вашего... творческого наставника... Э... вот ли... не могу ли испросить вас о некоем мне одолженьице?

Аделаида -

Ну, что же вы так робеете, право, как юнош незрелый, граф? Вы - единственный, кто мне дорог из всей этой писательской когорты - собратии. У вас я пример нашла для жизненного подражания, да и вам я обязана в двух изданных моих книгах... Ну же, просите.

Граф -

Вот о книгах и просьба моя... (к ушедшим) Сейчас, сейчас же! Дайте нам секунду посекретничать! Не таков же я старик, что бы мне неочем было с молоденькою дамою пошу-шу!.. (к Аделаиде) Вот, право, нехристи торопливые, сбили таки старика. (к двери) Золотой плачу, пусть ждёт, плачу золотой! (к Аделаиде) О чем бишь я, голубонька вы моя? Ох, если бы все наши беллетристки были этакой красы обворожительной, я бы-то, ей богу бы помолодел! А так - вы меня не приголубите, даже не глядите, а остальной мне свет скушён. (задумчиво в зал) Скучно мне с вами, господа!!!

Аделаида -

Просьба ваша...

Граф -

Ах, старый чёрте что, просьба же! Голубонька вы моя! Вся столица уж слухом изошла, а вы всё молчок? Гремит слухами столица-то, что вы... э... книжицу новую написали, издать вот-вот задумали...

Аделаида -

Господь с вами, ваша милость!

Граф -

Ох, ох! Скрываете! Ох, как горько вы меня, писаку старого разобижаете... Пошутили, признайтеся! Скромничаете. Но, уж коль сами меня за друга держите, коль две книги, ещё в рукописях мне первому собственноустно читали, и даже с дневником перед тем, как сжечь - ознакомили, так, голубушка вы моя, удостойте, прошу вас, прочтите и четвёртую... Я зайду к вам намедни, без сотоварищей, без прессы, один, как и раньше, да у комелька и послушаю? А вы мне поворкуете, прочтёте книжечку, да? Завтра, в пять?!

Аделаида -

Ваше общество мне не неприятно, и потому заходите, когда вздумаете, но только книги я новой не написала, уж вы поверьте мне, а не слухам столичным...

Граф -

Слухами светская жизнь полнится! Голубонька, вы свет хоть и видите, и в оном бываете, но - изредка, и как бы - опрометью, а сути его и не знаете: свет, он не на глазу, но на слуху, вот его сущность! Это с виду только все как павлины павами ходят, а послушать что как сии павлины поют, так ой-ё-ёй!..

Аделаида -

Не доводилось в павлиньи песни вслушиваться, а вот что бы "свет слушать"... ума не хватило. Свет, если он есть, он изнутри проглядывает.

Граф -

Не ругайте, голубонька, свет наш. Он хоть и хилён, а всё ж - наш! Пусть ростом не удался, от времени только скрючивается, а не растёт, а если и растёт, той куда-либо в бок, то на запад, то на восток, пусть ударение он не знает, куда влепить, толи на п-о-няла, толи на пон-я-ла, а всё же он - наш, национальный... э... многонациональный... хм-м... и татарский на треть!.. Так для того, такие как вы, голубонька и пригодитесь! Обсветить! Облагородить! Что б и просветить нашу жизнь пустосветскую!

Аделаида (греет пальцы о свет софита)-

Я ж теперь гожусь боле для монастыря, чем для жизни светской. Уйду я скоро, и не держите меня здесь, уйду, тяжело моё здесь положение.

Граф -

И это вы, молодка, говорите мне, псу обглоданному?! Милочка вы моя, да чем же положеньице ваше столь тяжкое, что б уходить от нас?

Аделаида (протягивая ему ладони) -

Посмотрите! Совсем холодные...

Граф -

Всё, всё, всё! Главное-то я уже услышал, и, значит, до завтра. Всё. Спасибо за бал, за приём, жажду услышать книжицу, всё было обворожительно, восхитительно и замечательно!

(в дверях оглянулся, что бы сказать этакое философское, но пальнул:)

а издатели уже дерутся, делят, червонцесчитатели, кому вас печатать!

(увидел, что Аделаида всё занята своими холодными руками, понижает голос:)

Высоко парите, голубонька...

(в зал)

Спокойной вам ночи... (уходит)

Аделаида одна, выплывает музыка "одиночества-страха", она боится и видно знает чего - за её спиной в пластическом этюде появляется знакомая троица с верёвкой в руках, они ещё за парапетом.

Звучит на фоне музыки фонограмма голоса Аделаиды:

"А кто же повинен в том, что вся жизнь наша, это вокзал? Вокзал беспросветный, вокзал непроглядный, вокзал от поезда коий довёз нас до него, вокзал до поезда, в ожидании которого мы толчимся здесь десятилетиями, в надежде, что увезёт, к чертям или херувимам, но скорей бы, не зная куда, но побыстрей... Это вокзал с лицами замученных ожиданием... опаздывают поезда на нашем вокзале, не угадать поезда на нашем вокзале... пьян стрелочник на нашем вокзале. Кто ты, директор нашего вокзала, безумец ли, ну, а может всё-таки... а? Святой?!" (эхо)

Аделаида -

Молчать!!!

Троица пластически падает с верёвкой в руках, на следующей фонограмме они подкрадываются к Аделаиде. Музыка становится агрессивней и ритмичней.

Фонограмма голоса Аделаиды:

"Стонет весь умирающий состав мой, чуя исполинские возрастания и плоды, которых семена мы сеяли в жизни, не подозревая и не слыша, какие страшилища от них подымутся..."

Троица входит в кураж, (лучше использовать мульт) они пытаются на следующей фонограмме обвязать Аделаиду верёвкой и душить, в конце фразы она вырывается и бежит на камин.

Фонограмма голоса Аделаиды, полукрик:

"Что ж делать, если душа стала предметом моего искусства, виноват ли я в этом?! Что же делать, если заставлен я многими особенными событиями моей жизни взглянуть строже (!) на искусство?! Кто же тут виноват? Виноват Тот, без воли Которого не совершается ни одно событие".

Аделаида (крик) -

Да есть там кто, на верху?!! Появитесь же! Вот я!

Резкая тишина. Становится светлее и врывается светлая музыка. С балкончика наверху скидывается верёвочная лестница и по ней спускается Белый Дворник. Метла у него висит на ремне, за плечами, как у солдата винтовка, когда он ставит ногу на очередную перекладину лестницы, по обе стороны перекладины хлопают встроенные хлопушки, пугая троицу. Когда он спустился, троица уже ретировалась, растворилась не привлекая к себе внимания зрителя. Белый Дворник под свою музыку начинает уборку, он сметает к камину последствия бала. Подойдя к камину, на котором стоит Аделаида, он, не видя героиню, сначала решил промести камин, потом передумал, вынул щётку. Музыка затихает, Белый Дворник насвистывая "Чижик-пыжик" встаёт на четвереньки, и таким образом продвигаясь по камину, чистит его вручную. Вдруг почти упёрся в туфли Аделаиды, аж сел от удивления, но героини не видит, чистит и туфли.

Аделаида -

Кто вы такой? (Белый Дворник вздрогнул, думая что заговорили туфли) Я вас спрашиваю, э... пожилой человек!

Белый Дворник (разговаривает с туфлями) -

Вы это замечательно не придумали... Действительно, лучше всего отдыхать именно над камином! Люди любят, когда им тепло. Я тоже люблю. И не одной какой-либо части меня, не туфле, уже дымящейся от жара, когда ступня всё ещё коченеет... не рукам, продрожащим от рукопожатий... и даже не спине, её всегда труднее прогреть через озябшее пальто... Вы очень умны для своих лет.

Аделаида -

Неэтично напоминать даме о годах, даже если вы застали её над камином.

Белый Дворник наконец, поднимает глаза и застывает в восхищении, увидев-таки хозяйку дома.

Белый Дворник -

То же самое мне сказала одна юная-юная леди, на парапете "Серой Лошади"!..

Аделаида, выдержав паузу -

Не делайте грубопримысленных пауз. Вы ждёте, что я спрошу - "что такое серая лошадь"? Так вот что! Я знаю, что такое "Серая Лошадь". Так называется почти высотный дом, в непонять каком стиле выстроенный, салат из готических сводов, барокковых барельефов, да ещё монстры на крыше. Дурной стиль. А пытаться свести счёты с жизнью, сверзивши себя с этакого убожества... ваша "юная-юная леди" просто нововоспитана. Или ортодоксальная психопатка!

Белый Дворник (грустно) -

В округе просто не сохранилось красивых домов, м*дам...

Аделаида (заинтригована гостем) -

Впрочем, я уже согрелась, помогите мне сойти.

Белый Дворник (делает реверанс и предлагает руку) -

Снизойти, м*дам!

Аделаида перед тем, как взять предложенную руку, акцентировано щупает её пальчиками "на плотскость", убеждаясь, что перед ней не очередное "видение".

Аделаида -

И объясните, наконец, кто вы такой?

Белый Дворник -

В Ирландии любят пиво, м*дам, в Бельгии предпочитают вино, в Англии глоточками цедят ром и отодвигают пальчик, в Америке виски...

Аделаида (перебивая) -

В России пьют водку, кто вы такой, чёрт побери?

Белый Дворник -

В Шотландии обожают джин. Но везде... заботятся... о Душе.

Пауза. Аделаида испугалась.

Аделаида -

Кто вы?

Включается музыка с появления Белого Дворника, он садится на пол, собирает хлопушки и рассовывает их в дырявые карманы, из которых те сразу же вылетают обратно. Этот процесс его увлекает.

Белый Дворник -

А я здесь вот, подметаю.

Аделаида (игриво) -

А можно задать вам прямой вопрос? Вы мне не привиделись?

Белый Дворник -

Вот есть мусор и я его убираю, и нет его больше. Вот есть я, а лет через сто уже и неясно будет, привиделось ли кому моё бытиё, а то может, и было на самом деле! (вскакивает и на словах делает "колесо", замирая перед Аделаидой) А Козьма! Прутков! Видимо! Всё-таки! Существовал!!!

Пантомима: Белый Дворник берёт руку Аделаиды и трогает ею свою, как бы спрашивая, мол, чувствуешь(?), не привиделось(?). Потом вытирает её руку платком, с наслаждением его обнюхивает и повязывает себе на шею. После этого тихонько садится рядом. Аделаида, до этого любовавшаяся им, также теперь садится прямо. Этюд - "Влюблённые жалуются друг другу, как им было плохо до встречи в одиночестве". Работают пальцы кистей, находящихся напротив друг друга, пальцы на следующих словах сближаются, как бы ползут друг к другу, в финале этюда пальцы нервно гладят, постепенно успокаиваясь.

Белый Дворник -

Над нашим городом два года летали чайки... прямо по улицам... и летом... и зимой... а уж месяц как летают вороны.

Аделаида -

Они неприятно спрашивают: "Как?! Как?!"

Белый Дворник -

Им не интересно! На самом деле - им не интересно!

Аделаида -

Я уже третий день подряд вижу похороны.

Белый Дворник -

И я их вижу. Хоронят почему-то именно в обед. Тот, кто придумал хоронить в обед, изрядно голодал.

Аделаида -

Я третий день не могу обедать. Я не могу в обед есть.

Белый Дворник -

Я тоже в обед не ем... Но мне спокойней!.. Я гляжу на похороны и думаю - ну, даже если бы у меня дымился на столе обед, я бы всё равно расхотел бы его съесть. И мне спокойней... Пусть уж в обед хоронят.

Аделаида -

Тот, кто придумал хоронить в обед, как и вы, знал жизнь не понаслышке.

Белый Дворник -

Я так думаю, что он тоже подметал. Он подметал ПЛАНЕТУ.

Аделаида -

А вы?

Белый Дворник -

А я тут вот подметаю.

Оба резко встают, и, что бы выйти из создавшейся столь скорой откровенностью, неловкости, Аделаида, жеманясь в духе всех чеховских сестёр прелагает:

Аделаида -

У меня были гости... вечером... уже вчера вечером... но я... естественно, ничего не ела, так уж давайте вместе порадуем свои желудки, пока нет похорон?

Белый Дворник -

Да уж, можно и поторопиться...

Оба направляются за столом, Белый Дворник берёт стол и, пока он его несёт к середине сцены, т.е. к скамейке, Аделаида на ходу сервирует стол (у стола "двойное дно, в нём всё необходимое для трапезы). Когда стол водружён на место, он уже накрыт и парочка, не обращая на это внимания, продолжает. Аделаида почувствовала себя хозяйкой, она накладывает гостю, ухаживает как может.

Аделаида -

А ваш желудок, мы будем радовать в три приёма: сперва он удивится, потом не поверит, ну а уж после - и порадуется.

Белый Дворник -

Этакая длительная процедура вас не утомит?

Аделаида (смущённо улыбаясь) -

Ну, что вы!

Постельная сцена.

Эта ремарка выделена особо, как особо важная. На сцене нет кровати. Никто не будет раздеваться и целоваться. Принадлежащий постельной сцене текст - ужасает своим смыслом. Но это именно - постельная сцена. Режиссёр должен проявить высший пилотаж своего мастерства, оживив все предметы на столе. Только предметы сервировки стола и интонации персонажей будут иллюстрировать, что происходит на самом деле. Смысл произносимых слов не просто уходит на второй план, но вообще заменяется с помощью интонаций и действий предметами на необходимый режиссёру. Это не "вольное обращение с текстом", но доказательство того, что для любящих сердец нет преград в темах, нет зла и добра, всё сверкает своим истинным ясным светом, не становясь от этого ни положительным, ни отрицательным, а просто есть и всё, без вкладывания своего чувственного отношения. Это, в руках авторов пиесы, иллюстрация фразы: "Всё есть любовь".

Аделаида -

А правда, что на похороны нельзя смотреть из окна?

Белый Дворник -

Не правда, м*дам, сущая неправда. Каждый раз, когда мимо моей дворницкой проносят очередного нас обогнавшего, я смотрю на идущих ему во след и говорю: "Вот гады"... Они стенают! Но что? "На кого ж ты нас оставил?!" Они все сидели у него на шее всю жизнь, не думая, что через это самое он загнётся. А когда он таки загнулся, они опять думают о себе, на чьей шее они будут сидеть впредь! Умора! А о нём самом, нас обогнавшем, кто подумает? Ему-то как и он-то куда? То-то. А что касательно этой приметы? Я три дня смотрел на похороны, а теперь вот сижу с вами и обедаю.

Аделаида (смеётся) -

В час ночи?

Белый Дворник -

Вы завтракали? Я тоже завтракал. Значит, теперь - обед.

Аделаида -

А вам нравятся поминки? Я так думаю, что мне бы они понравились. Но, только, чужие поминки, не так интересны, я была на двух-трёх. Сидишь, смотришь во все глаза, а виновника-то торжества уже и нет. Он ушёл. Ему как будто и не интересно! Странно. Ну, ладно, я сама себя выбираю в поминаемого и смотрю... но это всё не так и не то: я вижу, как и что именно они едят, в тот момент, когда я разлагаюсь, когда сквозь деревянный панцирь к моему телу уже рвутся сонмища червяков, а я... я слышу о чём они говорят!.. О, я не знаю их! Я не знаю, о чём они там ещё и думают в этот самый момент. О-хо-хо... ведь это покойный прожил с ними всю жизнь, а не я... и это сглаживает уже возможные впечатления?

Белый Дворник -

Не затрудню вас ожиданием моего согласия! Да, если домысливать за присутствующих, о чём они сами думают... то можно ненароком обидеть присутствующих. Но вот свои поминки, пережить, хотя и любопытно, но не так эффективно: что, допустим, мне с того, что я увижу как они без меня едят, ведь я никому даже кружку чая не смогу вылить за шиворот!

Аделаида -

Почему же?.. Можно заставить их поперхнуться. Так и вижу: первого, третьего, пятого, а потом второго, четвёртого, шестого. И на другом конце стола утираются, как бы ничего не заметив: "Нет, нет! Ничего не было! Вы не доставили нам неудовольствия!"

Белый Дворник -

А потом вдруг, поперхнутся утиравшиеся, ра-азом! Никому не обидно, и всем страшно!.. ...

Аделаида -

А вы боитесь смерти?

Белый Дворник -

Я не могу бояться того, чего не пробовал... Но наверняка, скушно лежать в яме и вонять, а со всех сторон уже вода просочилась проточная, она протекла уже через сотни могил, и наполняет мою могилу сущностью отстоя всей сотни предыдущих могил. И те самые черви, не которых мы едим, но которые нас едят, уже вонзают свои круглые беззубые рты в моё разбухшее месиво... Не-ет, только кремация! И пепел, по моему завещанию, развеют с дельтаплана над открытым морем... А раньше я боялся... самого момента умирания. Но потом одна бабушка мне рассказала, как отдал Богу душу её старичок: он, говорит, повздыхал, покашлял, поплевал, затем этак тонюсенько пукнул и всё... помер...

Аделаида -

А я боюсь не умереть, а что меня закопают... живой... со мной бывало такое, что я падала и сердце замирало, будто навсегда... это бывало, когда... когда у меня тут появлялись всякие... ну, я пугалась... а все думали, умерла...

Белый Дворник (поднимается) -

Мы никогда случайно не умрём!

Аделаида (поднимается) -

Мы не умрём никогда!

Белый Дворник -

За кремацию!

Аделаида -

Да здравствует кремация и пепел над открытым морем!

Белый Дворник -

С дельтаплана!!!

Их брудершафт выглядит так: он поит её из своего бокала, она - его. На фразе "Мы никогда случайно не умрём!" включается фоном песня Эдит Пиаф "Падам-падам!", а фразу "С дельтаплана!!!" - песня уже перекрывает, выводясь на максимум. Дальше происходит следующее: наша парочка в вальсе делает круг вокруг стола и садится на прежнее место; теперь они под музыку повторяют ключевые моменты работы с предметами, обозначающими постельную сцену. Т.е., постельная сцена продолжается и, словно будет теперь - вечна, ведь они опять уходят в вальсе на круг, опять садятся и начинают всё заново. Но, из левой кулисы появилась Лили. Сперва, это любопытство, ей тоже нравится песня, она пытается привлечь к себе внимание присутствующих, делая вальсовые па вокруг сидящих, но, замечая, что внимания не привлекает, переходит в наступление - в момент третьего брудершафта она просто делает: "Кхе! Кхе!". Пара осекается и замечает Лили.

Постельная сцена окончена.

Лили -

А у меня всё щемило - вспомнишь ты о нас или нет!.. Я так соскучилась, ну что ты о нас не вспоминала?!

Аделаида (удивлена, что Белый Дворник смотрит в сторону Лили) -

Тс-с... мне кажется... что он тебя видит...

Лили (не обращая внимания, капризно)-

Это значит, мы - "всякие"? Аделаида, это я - "всякая"? а я-то тебя люблю больше их всех! Ведь я самая простая, самая понятная... Я не простенькая, я!.. Это я тебя "пугаю"?! Я не могу тебя пугать, я тебя слушаюсь, я тебя слушаюсь, Аделаидочка! (смотрится ей в глаза, как в зеркало:) Ой, у меня причёска распушилась! Смотри, я такая смешная! (резко к Белому Дворнику:) Ну что уставился! Ты что, видишь меня?

Белый Дворник кивает, Аделаида и Лили пугаются.

Аделаида -

Вы её видите?

Белый Дворник подходит к Лили и щупает её пульс.

Вижу.

Лили (Аделаиде) -

Необъяснимо! Раньше никто, кроме тебя нас видеть не мог... (к Белому Дворнику:) Как я выгляжу?! (Белый Дворник застыл) Он что, видит меня, но не слышит?...

Аделаида -

Вы её слышите?

Белый Дворник кивает.

Аделаида -

Кто вы?

Лили -

Ты кто?

Белый Дворник (к Лили) -

А ты кто?

Аделаида -

Кто вы!?

Лили -

Ты кто-о?

Белый Дворник (к Лили) -

А ты кто?

Аделаида -

Кто вы!!

Лили -

Ты кто-о-о?

Белый Дворник (к Лили) -

А ты кто?

Аделаида -

Вы такой же, как они...

Белый Дворник -

А я тут вот, подметаю.

Лили -

Подметаю!.. Как романтично!.. я ждала! Я провела свои страстные ночи одиночества, оди-ночества, облака, плыли зловещие облака, ужасные кучи пара надомной и я думала: это знак (!), он не придёт! Или нет, нет, придёт, разгонит все тучи, разметёт их с запада на восток и выйдет с горячими пальцами к моему ложу, а я... вот она я... в пеньюаре, лежу и благоухаю как зимняя роза, отогрей зимнюю розу! Зима, ты видишь?! Эта ужасная, холодная зима! Немедленно отогрей розу!! Отогрей зимнюю розу!!!

Аделаида -

Лили, прекрати...

Лили (грозно) -

А чего он хочет?!!

Белый Дворник (к Аделаиде) -

Это твоя подруга?

Лили (к Аделаиде) -

Я же подруга твоя, ну скажи ему, что я твоя подруга!

Аделаида -

Не смей меня так называть! Я тебе больше чем старшая сестра, я тебе больше, чем мать!

Лили гипертрофировано (что, в принципе, свойственно её роли всегда) падает на колени перед Аделаидой и взахлёб плача:

Лили -

Ах, простите меня пожалуйста! Я же только в начале вашего жизненного пути! Я же не понимаю ничего, я же всё за монету принимаю! Я-то подумала: вы снова влюбились, вас снова обманут, а это просто вонючий дворник, вам просто скучно и хочется пофлиртовать, как я могла поду-ума-ать!

Аделаида -

Прекрати... что же вы меня в покое не оставите?.. вы мне даже забыться не даёте ни на секунду, я ещё не стара, мне надо жить, мне надо радоваться жизни этой поганой, я устала от вас! (в небо:) Память моя! Сволочь! Память моя, ты мне осточертела!!! (к Лили и в пространство:) Отвяжись от меня, наконец! Оставьте меня. В покое.

Лили зеркально садится к Аделаиде, плача:

Лили -

Как же мы оставим тебя? Ведь мы только твои, мы всегда с тобой, кто мы без тебя? Ведь ты влюбляешься и я влюбляюсь, ты страдаешь и я страдаю, я росту от страдания, я переполняюсь твоим страданием, я уже, право, самоё страдание! Всё, что есть во мне хорошего, приятного, трепетного, звенящего, вдохновенного, всё это уже просто написано и - всё! Как я всё это вспомню, если страдание стало моей сутью? А ты всё пополняешь это уже переполняющее меня зелье, эту отраву! Не мы тебя должны оставить, а ты должна нас успокоить.

Белый Дворник (к Аделаиде) -

Так вы её... это...

Лили (вскакивая) -

А чего он хочет!?

Аделаида -

Да, я её создала.

Лили (к Белому Дворнику) -

Да! Она мне не мать! Как плохо, что она мне не мать, а гораздо больше чем мать!

Аделаида -

Я беллетристка. Я пишу романы.

Лили (обнимая Аделаиду) -

Мы поём о себе, о чём же нам петь ещё?

Аделаида -

Да. Пишу я романы о себе, о ком же ещё можно написать честно? Вот такой я была, полюбуйтесь. А теперь они портят мне жизнь, они преследуют меня, они пользуются тем, что их не видят люди и появляются средь бела дня, они пугают меня, они не дают мне жить дальше... (к Лили:) И ведь никому не расскажешь о вас, никто не может заглянуть мне в душу и помочь, посоветовать, что с ними делать, да просто пожалеть, наконец!.. это ужасно...

Белый Дворник деликатно покашливает, Аделаида вздрагивает и смотрит на него, как на сошедшего Бога. Белый Дворник на ушко Лили:

Белый Дворник -

А знаешь, почему она до сих пор ещё не собрала все экземпляры твоей книги... и не сожгла?!

Лили -

Ну?.. Ну... Ну!!??

Белый Дворник -

Ей ещё никто этого не подсказал.

Лили пальчиком закрывает ему рот, мол, молчи, не подсказывай Аделаиде столь простой и страшный способ! Пошёл проигрыш песни "Падам!", пластический этюд: Аделаида плавно поднимает руки, делает лёгкие па, на что Лили неукоснительно реагирует как кукла на верёвочках, но в мульте. В конце Аделаида "закручивает" Лили и "выбрасывает" к колонне. Это её первая победа над собственными творениями. Она восхищена Белым Дворником, подсаживается к нему. На последующих репликах их пальцы опять "ползут" на встречу друг другу, сцепляясь и расцепляясь. Текст путается и скачет, он неверно расставлен ими, так как опять отходит на второй план:

Белый Дворник -

Да, я здесь живу.

Аделаида -

Значит, вы здесь живёте?

Белый Дворник -

Я работаю, когда все отдыхают.

Аделаида -

Я, почему-то вас здесь раньше не видела.

Пауза, и опять:

Белый Дворник -

Я работаю, когда все отдыхают.

Аделаида -

Да, я здесь живу.

Белый Дворник -

Значит, вы здесь живёте?

Аделаида -

Я, почему-то вас здесь раньше не видела.

Аделаида успокоилась. Она прикрыла глаза, Белый Дворник пока убирает влево стол и берётся за метлу.

Белый Дворник -

Я думал, что вы спите, после бала, после ба-ала, вот я потихоньку и уберу здесь, что надо убрать... или кого.

Аделаида -

...их ведь раньше никто не видел, только я. Нет, ну конечно же, и вы правы, все, кто читал мои романы, все их видели, но - каждый по-своему и сугубо в собственной фантазии, не боле. А уж, что б наяву... вы не читали мои романы?

Белый Дворник -

А какое у вас сценическое имя?

Аделаида -

Сценическое? Да то же самое, Аделаида. Читали?

Белый Дворник -

Нет, извините, не читал. Я вообще не умею читать. Но, только книги, всё остальное - прочту.

Аделаида -

Если вы не читали моих книг, то как же вы её разглядели?

Белый Дворник -

Работа такая.

Пауза.

Аделаида -

Тогда как же вы её успокоили?

Белый Дворник -

Работа такая.

Аделаида -

Значит, вы здесь работаете?

Белый Дворник -

Да, я здесь живу.

Поворачиваются друг к другу, она смотрится в его глаза, как в зеркало.

Аделаида -

Ой, у меня прическа распушилась, а вы молчите... (поправляет волосы)

Белый Дворник (тоже смотрится в глаза Аделаиды) -

А у меня пятно на щеке, и вы не сказали ...(вытирает)

На секунду замирают, вспомнив о Лили, поворачивают головы в ее направлении, Лили им чуть помашет, да, мол, и я тут так же...

Аделаида -

А вы не могли бы остаться?

Белый Дворник -

Я мог бы остаться.

Аделаида -

И что же вам мешает?

Белый Дворник -

Незнание. Незнание моей работодательницы, что я вам нужен.

Аделаида -

А работодатель? Он ничего не скажет?

Белый Дворник -

Не скажет. Зачем ему говорить? Он всё знает и вполне счастлив от этого.

Аделаида -

... Кто ваш работодатель?

Белый Дворник -

Я сам.

Аделаида протягивает руку, говоря жестом: "Дай", Белый Дворник берёт с камина вазу, убирает из нее цветы, ваза-рупор, подает Аделаиде.

Аделаида -

Где ваша работодательница? (Белый Дворник в реверансе подаёт ей цветы)(Аделаида в рупор, в пространство:) Он нужен мне! Пусть он останется! Он мне нужен! (без рупора, одевая рупор ему на голову, как шлем:) Пусть останется...

Музыка, они поворачивают головы друг к другу, притягиваются, причём, Аделаида отставляет по голливудски ножку, а Белый Дворник снимает колпак-рупор и закрывает им их поцелуй от зала. Весь этот кайф прерывает грохот музыки-появления Пики. Это триумф рока и подиума, появляющаяся Пика грассирует по сцене, замирает возле Белого Дворника и Аделаиды, оценивает обстановку, замечает Лили, подходит к ней, здороваются поцелуями в носик, Пика жестом спрашивает, видела ли Лили эту парочку, Лили что-то шепчет на ухо Пике и безнадёжно машет рукой, тогда Пика делает ей знак, мол, смотри, в дело вступает профессионалка.

Пика -

Сударь, у вас вся спина сзади! (сама смеется) Что вы здесь делаете, чумазый? Давеча, в Сантрофе, я видела такого же ... о, Аделаида, доброй ночи, отгадайте же, милочка, кого же я видела давеча в Сантрофе? Небольшая подсказка...

Аделаида (зная наперёд, цитирует) -

"Он ещё не молод второй молодостью, он ещё игла граммофона, зависшая между песнями и неловко шипящая, он..."

Пика -

Откуда вы все знаете? Ах, да...запамятовала... (к Белому Дворнику:) Она все про нас знает, она не дает помечтать, фу, капризная! А вы - миленький. Что вы тут делаете?

Белый Дворник -

Я этого вот ...

Пика -

Ах, вот оно что ... вы под-ме-та-ете! Ры-омантично как! Вас никогда не лишали права гражданства? Нет? Странно, но я ещё не разочарована, я надеюсь, что вас ещё лишат, ведь здесь всегда нехватка дворников, потому что их регулярно лишают гражданских прав ... и высылают ... а, может вас уже выслали? Сюда! Вас сослали из Чистой Страны сюда, в это гарантированное убожество, в этот мусороотстойник, вас назначили сюда дворником, в Чистой Стране всегда переизбыток дворников, ведь она чи-истая, им даже девать некуда свою чистоту, вот вас и сослали... чудовищно... вас постигла моя участь, меня тоже лишили гражданских прав на небе! И вот я здесь ... перед вами ...

Белый Дворник (подыгрывая) -

Вы сошли на серебряном облаке в поиске света!

Пика -

Нет! Меня сбросили! Повергли во мрак!

Аделаида -

Пика, перестань ломать комедию.

Пика (к Белому Дворнику) -

Попытайтесь отгадать, мы же с вами родственные души, ещё никому не посчастливилось меня выслушать, а вы можете, так попытайтесь, угадайте, кто лишил меня гражданства на НЕБЕ?

Белый Дворник -

А вы были на небе? (Пика кивает) И как оно там?

Пика -

Классиками становятся сразу, либо никогда! Классик этой земли сказал: "Идеи носятся по небу!". Я была на небе, там такие как я носятся в пространстве, наги и свободны!... пока их не выцарапают оттуда и не нацарапают здесь, на бумаге, пока не лишат...

Белый Дворник -

(подводит Пику к Аделаиде)(к Пике) Это ты? (Пика испугана, кивает) (Белый Дворник к Аделаиде:) Это ты? (Аделаида согласно опускает взор) (Белый Дворник к Пике:) Где небо?! Где ты была?! Была ли ты?!!

Пластический этюд: опять проигрыш из песни "Падам!", Аделаида поднимает руку и Пика с Лили в мульте поднимают руки, вторя ей как куклы кукловоду, и т.д. пока Аделаида не повергает их к себе в ноги, пауза, затем Пика ползком к Белому Дворнику, цепляясь за него.

Пика -

Если бы вы меня поймали! Я бы смогла стать королевой под вашим пером. (Белый Дворник встает на пьедестал статуей свободы, вместо факела метла, к которой тянется Пика) Принцессой, ну графиней, ну Джульеттой, наконец, только подумай, ни одной смертной это не под силу, они из мяса, а мясо портится и мечты не исполняет! Вы ведь умеете писать! Все дворники умеют писать! Напишите на моей судьбе продолжение, второй том! Вы ведь можете это, а я буду обвиваться вокруг вас ласковым плющем, я разогнусь, я поднимусь ... к Солнцу, к свету,... обратно ... на Небо ...

Пике не удалось выхватить метлу, и этим неприминула воспользоваться Лили.

Лили -

Он хотел отогреть меня!

Пика -

Тебя? Он?! ХОТЕЛ?!!

Лили -

Да! Меня! (к Белому Дворнику:) Ты же помнишь? Это же у меня память девичья, а ты должен помнить... Мой творец! Повелитель метлы! Напиши мое продолжение, сотвори мне второй том! Зачем тебе все они?! Я молодая, я гибкая и красивая, я то чудо кое ты в силах сотворить веточкой этой живительной метлы! Ты только напиши МЕНЯ, и весь грёбаный мир будет у твоих ног, что ты черканёшь на листке, то я и внесу в этот мир, как ты пожелаешь, так я и буду зваться, лелея и оберегая тебя, своего живого БОГА... ой, ты смертен, но это не помеха, мы успеем до того как я тебя похороню, мы проживем тысячу написанных тобою жизней - томов, ведь жизнь, это книга и только Бог может написать их хоть тысячу! Хочешь, мы станем пиратами и будем пускать на дно огромные бригантины, а затем... (истерично, надрывно, плача) мы будем камикадзе, со скоростью грома мы направим свой начиненный толом самолет во вражий эшелон с атомными боеголовками! Мы разобё-ёмся на куски, мы пожертвуем свои жизни ради нибудь-чего! Не-ет! Это я разобьюсь, а ты снова меня оживишь в следующем томе!!!... (плачет, дело проиграно)

Белый Дворник садится в позу мыслителя.

Пика -

Ну, съешь яблочко, ты же сам смеешься над ее юношеской непосредственностью! Я уже знаю жизнь, я уже многое умею, откуси яблочко! Разве сравнится отсутствие морщин с той, коя уже знает и может?!

Свет становится тусклее. Пауза. Белый Дворник не выдержал, он берёт метлу и "выметает" Пику и Лили к камину, они ложатся вокруг сидящей Аделаиды, как каменные львицы. Шаркая тапочками и усмехаясь, Белый дворник не доходит до Аделаиды, начинает просто подметать. Пауза, Аделаида реагирует так: начинает собирать с пола хлопушки и пр. Аделаида и Белый Дворник останавливаются друг против друга, меж ними мусор в руках Аделаиды.

Аделаида -

Скажите честно... Вы их отвергли ... потому что знали, что с ними ничего не выйдет?

Белый Дворник (меланхолично повторяет) -

С ними ничего не выйдет...

Аделаида (зло) -

Да! Ничего с ними у вас не получится! Пика - уже написанное продолжение Лили, а перед Лили ещё был...

Белый Дворник -

Нет. Я не потому их отверг. Да я их и не отвергал. Я их полюбил. Они такие милые, живые, хотя и книги, много фантазии, я даже решил научиться читать.

Аделаида -

И вас не удивляет?

Белый Дворник -

Что?

Аделаида -

Что "такие живые, хотя и книги"?

Белый Дворник -

Нет, не удивляет.

Аделаида -

А, "работа такая"!

Белый Дворник -

Их ты написала, какими они могут быть ещё?

Аделаида -

Значит...

Белый Дворник -

Значит...

Белый Дворник нежно берет у Аделаиды мусор, несет и выбрасывает его в камин.

Белый Дворник (смотря в камин) -

Горит в камине старый хлам, сжигают люди память... А ты никогда не жгла в камине рукописи?

Пластический этюд, будто наваждение. Под жгуче тревожную музыку, Пику и Лили словно засасывает в жерло камина, они сопротивляются. Резко всё прекращается, они опять просто лежат. Белый Дворник подбежал к камину и помогает им сойти. Девушки сразу направляются в глубь сцены, начинается песня "Падам!".

Белый Дворник -

Нет, нет! Как же можно! Как же можно? Живые они... Это все равно, что самосожжение. Да?

Аделаида -

Да, как самосожжение...

Оба идут в глубь сцены, и там происходит "танго вчетвером", меняются партнёры, в конце они создают венок из тел, напоминающий семейную фотографию, где все улыбаются и счастливы.

Занавес, конец первого акта.

АКТ 2.

Звучит музыка с появления Белого Дворника. Справа опять стоит стол (на своём месте), на столе - Аделаида, за её спиной Белый Дворник, он как фокусник, вынимает из рукавов длинные цветные ленты под аплодисменты Лили и Пики, кои сидят у ног главной героини. Девушки берут ленты и пристёгивают их к манжетам Аделаиды, так, что получается, что меж её рук возникает блестящая радуга. Всем весело, этакая домашняя идиллия.

Через некоторое время, когда "радуга" уже готова, появляется, вбегает, вваливается Граф. Он явно отбивался от птиц, весь его фрак в белых пятнах.

Граф -

Милочка моя-добрутро-вот-я-и-у-вас! Вороны! Простите меня, изгадили мне весь камзол, злыдни, загадили как Бог черепаху! Чёрт побери, такое впечатление, что вороны со всего города слетелись на ваш дом! Я не успел выйти из экипажа, как тут же стал вороньей канализацией, каналья им в бок! А ещё божья тварь с крылами!

Белый Дворник -

А, может, это вас чайки изгадили, мьсъе?

Граф -

А, может и чайки, поди их разбери... как птицы на мёд... я только и успел, что глаза закрыть.

Лили и Пика подходят к Графу и, пользуясь тем, что он их не видит, тихонько берут его за лацканы и отводят к скамейке, усаживают. Ждут, что он увидит Аделаиду. Не видит, занят собой. Девушки стоят по обе стороны от Графа, осторожно пальчиками поворачивают его лицо по направлению к героине.

Граф -

Ну и сквозняки у вас тут...

Тогда девушки пальчиками разводят губы Графа в улыбку. До старика дошло.

Граф -

Рафаэль мой, Рафаэль, как он вас-то проглядел! Ну, какой он Рафаэль, коль он вас-то проглядел?!

На следующем монологе Граф встаёт, вынимает ножницы и потихоньку разрезает ленты.

Граф -

Случалось, говаривал он мне: "Знаете, Граф, мне осталось совсем немного до Творца! Творец создал людям глаза, а я эти глаза людям, почти открыл". Хорошо сказал, шельмец! Он освободил натуру, он убрал всю ложь, кою люди сами напридумывали. Шкура должна быть у зверей, они с ней рождаются и это правда. А у людей есть кожа, и она - прекрасна, она - божественна! Рафаэль мой, Рафаэль, он первый нарисовал на холсте свой мир, и этот мир, изначально был чист, был Раем. Рафаэль создал этот Рай на холстах, он открыл его в себе, представляете, Рай - это я, САМ. Восхитительно! Вот, чем мне нравятся ваши книги, Аделаида, тем, что это долгий путь внутрь себя, к первородному, к догрехопадению, к чистоте, к собственному Раю. Рай - это я сам.

Граф берёт Аделаиду за руку и ведёт к скамейке, не обращая внимания, что она стоит на столе. Белый Дворник едва успевает спрыгнуть и подхватить Аделаиду на руки, что бы помочь спуститься со стола.

Граф (поворачиваясь к Белому Дворнику:) -

Принесите нам кофе, мальчик! Видите, люди общаются, не мешайте.

Белый Дворник как глухонемой "мекает", мол, не понимает.

Граф -

А, тяжёлый случай... (громко, жестикулируя:) Кофе! Пить! Понял?!

Граф уводит Аделаиду к скамейке, она садится, он за её спиной. Лили и Пика по обе стороны от Аделаиды. Дворник остался у стола, наблюдает, теребит метлу, ломая на ней ветки. Аделаида может держать руки девушек, мол, они её успокаивают и т.п.

Граф -

Аделаида... Кто знает, когда мы умрем ... Мы, писатели, народ в плане здоровия неблагонадежный, сами говорили про свои руки... Этой ночью я не сомкнул глаз, вы уж извините меня за благие намеренья... но судьбу я вашу почти устроил. Почти. Не хватает лишь вашего согласия... Так вот, этой ночью, я провел пресс-конференцию в вашу честь, в честь вашей новой книги, я, так сказать прощупал возможности... а возможности оказались шаткими, вы же знаете, что ваши книги вызвали резонанс у общественности, одни их боготворят-с ... другие хаят-с ... а уж редакторы, это барометр общества, это деньгосчитатели ... они не готовы были выложить даже половины ваших прошлых гонораров ... они извините-с, в вас почти не верят! Но!!!

Граф, во время дальнейшего монолога, вынимает обеими руками из карманов пиджака монеты и бросает их в воздух. Монеты сыплются на Аделаиду, она их не чувствует, но Лили и Пика стараются поймать монеты, но те проскальзывают у них сквозь пальцы. Музыка "избиения".

Я ухватился за это "почти", я вывел НАШ корабль из бури. Весь свет знает о вашем шатком здоровье, я сыграл на этом. Я сообщил, что книгу мы написали вместе. А это бестселлер. Факт. Издатели дали залог, они оплатили нашу поездку в Рим, где ваше здоровье оправится, они даже купили нам особняк в Риме, чтобы ничто не отвлекало вас от окончания создания гениального произведения, этакой книги, рожденной в содружестве гениев... мало того, они переиздадут все ваши книги, включая сожженный дневник, коий, если вы постараетесь и восстановите, будет издан миллионным тиражом. Тираж - миллион, ведь эта книга, вышедшая из огня, прошедшая сквозь огонь, к вам, читателям!... Рукописи... горят... но восстанавливаются!!!

Резкое бросание монет, залповое.

Да здравствует содружество гениев! Да здравствуют переиздания! Да здравствует лечение бренной плоти! Да здравствует Рим и покой!

Пауза, тишина.

Аделаида -

Но у меня нет этой книги.

Пауза, потом, в полной тишине, Граф сыплет монеты, девушки со злостью смотрят на хозяйку. Пауза, тишина.

Аделаида -

У меня есть кое что...

Обвал музыки "избиения", девушки танцуют в восторге, Граф хохочет и аплодирует.

Граф -

Эй, глухонемой, подай нам с дамой кофе!

Музыка на секунду (на фразу Аделаиды) прерывается.

Аделаида -

Подай нам с графом кофе... Пожалуйста ...

Белый Дворник подаёт кофе и уходит, волоча вслед метлу. Девушки ведут Аделаиду к камину, усаживают её там, подают с полки черновики, усаживаются рядом, как всегда, по обе стороны от неё. Граф "укладывает поудобнее своё тело", в ожидании чтения. Но, когда Аделаида начнёт читать, Граф клюёт носом, ведь он не спал сутки, а не молод. Пока этого никто не замечает.

Аделаида (читает) -

"Завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения. Упоминаю об этом по тому, что уже во время самой болезни находили на меня минуты жизненного онемения, сердце и пульс переставали биться... Будучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от нашей не разумной торопливости в делах, даже и таком, как погребение, я завещаю это здесь, в само начале моего завещания, в надежде, что, может быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности. Предать же тело мое земле, не разбирая места, где лежать ему, ничего не связывать с оставшимся прахом, стыдно тому, кто привлечется каким-нибудь вниманием к гниющей персти, которая уже не моя: он поклониться червям, ее грызущим, прошу покрепче помолиться о моей душе, а вместо всяких погребальных почестей угостите от меня простым обедом нескольких не имеющих насущного хлеба..."

Граф всхрапнул и проснулся, все вздрогнули. Пауза.

Аделаида -

Я доверяю вашему мнению и не спрашиваю : "Ну, как?"

Оглушает музыка "избиения", Аделаида медленно, но верно швыряет листки рукописи в камин (их много, поэтому действие героини - долгое). Лили и Пика избивают Графа, который не может понять, откуда сыплются удары и только кричит:

Граф -

Я же ночь не спал!!!

Графа выбросили вон. Девушки в страхе прячутся, не зная, что делать. Это длится ещё несколько секунд, и потом слышно, как кто-то бежит. Это - Белый Дворник, он отталкивает Аделаиду от камина, и сам, голыми руками, из огня выхватывает листки рукописи. Аделаида упала на колени и смотрит на него.

Аделаида (кричит почти истерично:) -

Тебе-то это зачем?!! Ты ведь даже читать не умеешь!!!

Белый Дворник не обращает внимания на крик, он продолжает. Вдруг, он вынимает за руку, из камина Сожжённый Дневник. Музыкальная пауза, в которую раздаётся оглушительный визг трёх дам. Сожжённый Дневник только корчится всем телом от ожогов, он не в состоянии делать что-то ещё. Все три дамы хватают его и несут (волокут) на скамейку. Белый Дворник застыл в изумлении. Девушки укладывают обожжённого на скамейку (голова на коленях у Аделаиды), сами обдувают его. Музыка вновь прерывается.

Аделаида -

Жив! Ты жив, мой миленький, ты живой, прости свою мамочку, прости, я не хотела, родной ты мой, ненаглядный, живой, живой, драгоценность моя, мамочка больше не обидит тебя, мама спасет тебя, спасет, золотко ты мое...

Но это только слова, на самом деле никто не знает, что надо сделать, что б Сожжённый Дневник не умер. Спохватился Белый Дворник, он вскочил, побежал к столу, вынул из него свежие листки, перо и показывает дамам, мол, скорее, Аделаиде надо писать, что бы спасти пострадавшего! Его понимает Пика, она садится на место Аделаиды, тогда Лили ведёт Аделаиду к Белому Дворнику. Тот, не найдя стул, сам присел на одно колено, подставив согнутое колено Аделаиде. Она садится, очень быстро пишет, не глядя передаёт исписанные листы Белому Дворнику, он - Лили, она бежит к Пике, Пика "приклеивает" новые листы к обожжённым местам на теле Сожжённого Дневника, разглаживает их, дует. Так проходит некоторое время и... Сожжённый Дневник - умирает. Пика остаётся с листком в руке, она не принимает от Лили новый. Лили с листом в руке замирает. Белый Дворник поворачивается к Лили, что бы передать новый лист... всё понимает. Аделаида протягивает новый лист, его не берут и... она догадывается, что не успела. Аделаида встаёт, направляется к Сожжённому Дневнику. Пика уже встала, положила ему голову ровно и сложила его руки на груди. Аделаида присела возле Сожжённого Дневника. Что-то жжёт ей колени... она понимает, что это - разбросанные Графом монеты. Аделаида собирает горсть монет, показывает их Белому Дворнику, глазами говоря: "Ведь это из-за них!", несёт монеты к Белому Дворнику, они просыпаются из ладоней. Когда Аделаида подходит к Белому Дворнику, руки её безвольно падают, она ровно и прямо падает сама Белому Дворнику упираясь в плечо, и так застывает. Пауза. Появляется Граф, он спокоен, подходит к Белому Дворнику, поднимает Аделаиду и ставит ровно, повернув лицом к залу, закрывает ей глаза, складывает ей руки на груди, потом закатывает рукава, перекрещивает руки и подаёт их Белому Дворнику. Тот не сразу, но понял, делает то же самое и Аделаида так же ровно падает на их скреплённые руки. Они, делая полукруг, выносят Аделаиду вперёд ногами и... вниз лицом. Когда процессия проходит мимо Лили и Пики, каждая начинает биться в судорогах и застывает навеки, умирая вслед за хозяйкой, роняя из руки лист. Пауза. На сцене только окаменевшие девушки и мёртвый Сожжённый Дневник.

Возвращается Белый Дворник. Он в растерянности. Трогает за руку девушек, они пружинно качнутся и застынут вновь. Начинает поднимать разбросанные всюду листы, только он может их сохранить. Собрал. Сел у ног Сожжённого Дневника. Растерян. И вдруг его осеняет какая-то мысль. Он судорожно перебирает рукопись и... находит! Первая страница завещания! Музыка смолкает, он читает по слогам:

Белый Дворник -

Не за-ка-пы-вай-те!.. Не зака-пывай-те... не закапывайте...

Пауза ошеломления. Белый Дворник ищет по карманам и находит, вынимает... детскую лопатку для игры в песочнице! Нашёл! Спасёт! Музыка воскрешения.

Ложный финал. Затемнение.

Музыка микшируется на музыку появления Белого Дворника. Свет.

Все - живы. Расположены посредине у парапета, как на семейной фотографии. Сожжённый Дневник, как самый младший - балуется, все улыбаются. Справа появляется Граф с подносом кофе. Музыка на фразу Графа затихает.

Граф -

Ваше кофе... И вы просили напомнить, что ваш поезд в Рим отправляется через час.

Музыка усиливается, Граф начинает смеяться, все подхватывают и идут на поклоны.

Занавес,

КОНЕЦ.

Вернуться в раздел "Пьесы"      Вернуться в начало страницы