13.01.07.XXI.МВ.

- Значит, ещё поживём...

Мы вздрогнули.

Эти слова бубнил себе под нос тип в чёрном пальто и вязаной шапке, вывалившийся из арки дома на Рубинштейна 13. Недельная небритость - явно не гламурный изыск, а следствие затяжного похмелья. Армейские боты - наследие безденежных панков, штаны - видавшие виды окресных пивных, такой же шарф - мечта замёрзшего в зоопарке жирафа... Это не бомж - промелькнула у меня догадка, - это субкультура. Осколок разорвавшейся в прошлом веке роковой бомбы гласности, её же и похоронившей в своей воронке.

Он буквально врезался в нас, судорожно вывернувшись из подворотни, его слова, вперемешку с кислым портвейным перегаром, впечатались в нашу пару как в льдину. Тип строго заглянул мне в глаза, слегка посторонился-отодвинулся, скосил взгляд на мою дочь, кивнул и обошёл нас нелепым аллюром, продолжая бормотать эту же фразу как мантру.

Мы остановились окончательно, не сговариваясь оглянулись и проводили чёрного человека долгим разглядывающим его спину молчаньем, как удаляющуюся навсегда эпоху, воплощением которой он, собственно говоря, и был.

- Пойдём, пап, а? - дочь слегка сжала мою ладонь. - Я хочу, наконец, увидеть твой рок-клуб!

"Мой рок-клуб"... эхх... с ума сойти, я снова здесь.

Мы медленно вошли в арку, изучая настенную роспись. За многие и многие лета сдесь побывали представители каждого города нашей страны. Большинство из них оставили поэтичные автографы на стенах дома, нацарапали кричащие лозунги, доверили штукатурке собственные вирши и сокровенные мысли, процитировали новых классиков, передали приветы или просто же отметили своё присутствие банальным "здесь были..." Теперь здесь стояли мы. Читали всё это. Немые голоса из народа. Эхо юности.

Мне показалось, что дочери захотелось тоже что-нибудь написать, так сказать, влить в арнамент новой краски. Стесняется спросить. Значит - так хочет, значит - не важно, и стоит идти дальше.

Арка распахнулась над нами, обнажив свалявшуюся вату неба над колодцем питерского двора. Я застыл, вспомнив как вошёл сюда в первый и последний раз ровно шестнадцать лед назад... Как ворвался в клуб, хамски заметив присутствовавшим, мол, всегда думал, что клуб гораздо больше, а тут размеры - непонять что... Как прервал их беседу и ляпнул: "Здравствуйте! Я с Владивостока, вам привет от Ника Рок-н-ролла, можно у кого-нибудь вписаться на ночь?" Оторопи ребят тогда небыло предела. Меня вежливо приютил Игорь - продюсер группы "Колибри", мы среди ночи добирались до его коммуналки этими волшебными дворами-колодцами, плутая по лаберинту арок... я не старался запомнить пути, ощущая всю изначальную бессмысленность подобной затеи. Ариадна, и та бы не смогла тут помочь путнику, не знающему Питера. Помню, меня в тот вечер изумил и очаровал "питерский моцион", когда перед сном меня сперва напоили чаем, затем дали рюмку водки (налив её из графина), угостили порцией разбадяженной "Примой" конопли и, уже потушив свет, поставили кассету с классикой, сочинённой в этой вот комнате с высоченными потолками. Боже, что за времена были... сон.

Мы подошли к чёрной металической двери, расписаной гораздо интенсивнее, чем весь двор, что не оставляло сомнений - перед нами "та самая дверь" в Зазеркалье мира. Главная дверь российского рока. На проржавевших петлях - тяжёлый амбарный замок. Судя по запёкшейся грязи вокруг двери и на ней самой, тут уже как минимум год никто никуда не входил-выходил, ни в Зазеркалье, ни из него. Вот так, значит. И это при том, что на Петроградской стороне открыли "Камчатку" Цоя в кочегарке... Ну, может потому, что Рубинштейна - центр, тут другие расклады...

Словно вынырнув из размышлений, я заметил, что держу в руке висячий замок и раскачиваю его, тупо уперев взгляд в дверь. Что подумает дочь? Надо отпустить замок и вообще отойти от склепа.

- Доча, сфотай меня так? - неожиданно попросил мой голос. - Я назову снимок "Рок-н-ролл мёртв, а я ещё нет". Пусть, звучит не ново, зато, наконец - правда...

Дочь послушно вынула камеру и запечатлела папу, в глупом недоумении держащего в кулаке висячий замок.

Мне часто снятся концерты моей юности и ранней молодости:

Честные до надрыва и истерик.

Пьяные от плохого вина и качественного драйва на дохлом аппарате.

Пальцы в крови от лопнувших струн "Урала".

Наглая по тем временам серьга в ухе и ещё более наглый для той бритой страны нечёсаный хаер до плеч.

Непозволительные крестики на груди, запрещённые гебистами и преследуемые дурдомами злые тексты орущих песен, дубинки ментов, кастеты гопников и наши ответные цепи на кулаках.

Самокрутки из распотрошённых бычков, портвейн "777" из горла, пиво кружкой из тазика, гитара по кругу, ночи на крышах.

Песни, песни, песни - их ирреальность в то время и в том месте - той стране.

Теперь перед пробуждением я буду видеть чёрную дверь с едва заметным трафаретом "РОК - КЛУБ", и держать в руке холод висячего замка.

- Знаеашь, доча, а я вчера написал песню про нас с тобой...

Пусть лучше снятся эти слова.

- Пап, значит ещё поживём!

И эти слова. Пусть снятся.

- И фотку эту твою, тоже так назовём - "Значит, ещё поживём!" - в рифму пропела моя девочка, ай-ай, папина дочка!

Мы рассмеялись и груз на сердце, осыпавшись заскорузлым песком, исчез. Я оглянулся вокруг. Заметил рядом вывеску детского театра "Зазеркалье", "Служебный ход", вот кто тут теперь правит бал. Не может такого быть, но вот оно - есть. Правда всегда гораздо непредсказуемее вымысла, ведь ей изначально не требуется внешнего правдоподобия. Переняв из рук дочери фотоаппарат, я зафиксировал её на фоне двух знаков, двух эпох - глухоты двери бывшего легендарного рок-клуба и новой вывески детского театра.

Позже, напечатав снимки, заметил жуткое взрослое ехидство на детском лице, означавшее одно:

Новое поколение не выбирает новое Зазеркалье.

А значит - ещё поживём.

И песни - будут.

Вернуться в раздел "Рассказы"      Вернуться в начало страницы