От автора
Главы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Вы можете заказать эту книгу, следуя данной инструкции

Роман

Глава 2,

День первый. Гений и злодейство.

Кирилл уже не помнил вчерашних переживаний, да и сосед с утра заглянул в купе только что бы забрать вещи. Поезд прибыл минута в минуту по расписанию, выходящие приветливо гомоня и, «окая-гэкая», прощались с проводницей как с родной. Толкотня, запахи, мешки и чемоданы на колёсах. Хорошее предчувствие раздвигало рёбра. Столица! Москва! Орден! И, наконец-то, дело, которое он может здесь исполнить. Только здесь и нигде более, так как дело это являлось делом не только его жизни. Итак, вперёд! В столицу!

Преодолев заградительный заслон из таксистов, и выйдя из вокзала, Кирилл огляделся в поисках метро. В письме ему не указали, как добираться до отеля «Президент», но этого и не требовалось: есть же Интернет. Он подробно изучил путь следования. «Комсомольская»-кольцевая, значит, 6-ая станция, не имеет значения в какую сторону. А если по «радиальной» (так называются все остальные, не кольцевые «ветки» метро), то напрямую по красной линии, 7-ая его: «Парк культуры». Осталось только найти вход в метро. Спрашивать не хотелось. Закурил, озираясь. Молча, отшил ещё пару зазывал-таксистов, больше похожих на «бомбил». Справа красовалась гостиница «Ленинградская». Её шпиль торчал в небо указующим перстом, жизнеутверждающе и брутально, как весь сталинско-римский стиль в архитектуре. Слева донёсся особенный запах метро, перепутать который (если уже знаешь) просто невозможно. Отлично! Что-то не должно меняться никогда. Пошёл на нюх и не ошибся, оно самое, метро, станция Комсомольская: верх патриотического креатива подземелья, шедевр дворцово-пещерного зодчества ХХ-го века! А всё-таки, хоть в одном, но Сталин был прав: столица должна ошеломлять, вдохновлять, обескураживать, в этом её основная задача – дать надежду остальным и указать направление движения. Эх-х, как вольно здесь русской натуре: гулять, так гулять, строить, так строить! Ещё бы – «жить, так – жить!», но что ж, тут каждому своё. Кто на что учился, кто к чему стремился, кто на что напоролся.

Вышел на Парке культуры.

По обе стороны от него простиралось Садовое кольцо: просто проезжее поле! А вот и знаменитые московские пробки. Машины налезали одна на другую и счёта им не было. Никто не сигналил и не газовал: масса железа и стекла будто самостоятельно выводила свои стремнины из омутов, двигалась медленно, текла настырно, неумолимо. В железной реке сверкали тысячи красных и белых огоньков, над ней мощными облаками витали клубы тумана-смога. Ужасно воняло гарью.

Снова, как и в случае с гостиницей Ленинградской, по правую руку от Кирилла возникло чудо: Крымский мост! Зависть европейских городов, гордость Москвы. Четыре высотных металлических опоры, между которыми натянуты балки-тросы, а к ним уже цепляется паутина, удерживающая в равновесии само дорожное полотно. Трудно отказать себе в удовольствии – пройти по мосту на другую сторону. А, в принципе, иного пути от станции метро до парка и не предусмотрено: наслаждайтесь гости дорогие! Глядите виды!

И он глядел.

Парк как парк, только столичный. Может где-то есть и побольше. С моста просматривается ряд из нескольких «Американских горок», одна загогулистей другой. Стоймя торчит застывшее на веки и ржавое «Чёртово колесо», какие-то западные шпили с упадающими корзинами, в которых вместо грибов – головы людей. Виден и космический челнок «Буран», превращённый в экспозицию. Дальше река уходит за поворот и кроме леса ничего не видать. Говорят, там есть «Зелёный театр» Стаса Намина, а за ним, до самого Третьего транспортного кольца – очень скучный «Нескучный сад», в котором вы не найдёте ни одной скамейки. А может и врут из зависти? Может он и вправду, очень весёлый пустой парк...

По левую руку, если удаётся бросить взгляд сквозь (поверх) движущиеся авто, можно разглядеть Храм Христа спасителя, кусочек Кремля, шедевр масштабирования Зураба Церетели (памятник Петру, стоящему в тазике кораблика, а за спиною сосенка-мачта), и... отель «Президент», возвышающийся над Центральным Домом художника. Вот его цель. Весь этот путь Кирилл давно уже изучил по интернет-карте столицы. Однако, мост кончился и пора перейти на другую сторону Садового кольца, дабы углубиться в него. Но не всё так просто: подземный переход от Парка Горького в сторону ЦДХ, это официальная ярмарка живописи! Потратив на подземный переход минут сорок, Кирилл всё же заставил себя выбраться на поверхность так ничего и не купив. Мозг понимал, что хорошей живописи в подземном переходе продаваться априори не может. А глаза не верили мозгу. Создавалось впечатление, что как минимум 50% гениев вытеснено из музеев и арт-галерей в переходы. А почему и нет? Перенаселение мегаполисов, дефицит площадей, наконец, инфляция зрителей. Рисует – множество, смотрит – меньшинство, покупают – чокнутые. Куда податься художнику? Риторика.

Отель «Президент» впечатлил неискушённого Кирилла. В начале.

Мрамор, латунь, бархат – красота. Гардероб с костюмированным приёмщиком, почтенно принявшим от гостя плащ. Приятные девушки на импровизированном ресепшене записывали прибывающих. Получив входной талончик с указанием ряда и места, Кирилл направился в сторону аперитивных столиков. Хотелось кофе и чего-нибудь с дороги перекусить.

Каждый бочонок с кофе обступала толпа будущих награждаемых. Столы с закусками напомнили Бородино на утро после боя. Хотелось кофе. Интеллигентничать становилось невыгодно и Кирилл подналёг плечом, пробился к заветному кранику... кофе закончился. Толпа, пряча глаза и кружки, стала рассеиваться. Оставался кипяток в чайном бачке, но закончились пакетики с чаем. Согласившись на сладкий кипяток, Кирилл закурил. Что-то подсказывало ему, что сюрпризы только начинаются.

Дабы отвлечься от тёмных мыслей, навеянных вкусовыми рецепторами – не удовлетворившимися сладким кипятком, Кирилл подошёл к ближайшей группе оживлённо беседовавших людей. Сразу привлёк внимание телеведущий передачи «Животный мир» Анатолий Дятлов. Воистину, «его было много». Он упоительно рассказывал про орангутангов, подражая их «внятному языку», даже пытаясь объяснить их «отдельные коммуникативные фразы». Много вертел руками – задевал стоящих и проходящих – извинялся. Много семенил ножками на одном месте – наступал соседям на туфли из крокодиловой кожи своими туристическими штиблетами – тут же второпях просил наступить и ему в ответ «а вот не поссориться бы нам». И постоянно улыбался, да так, что все прощали ему этот цирк, ибо не видели уже грань между знаменитым блаженным или большим ребёнком. Стало уютней и понятней: там, где награждаются меценаты столетия – есть этот добрейший живчик, излучающий детство. Кроме гипертрофированного позитива от этого человека ничего нельзя было ожидать.

Кто-то рядом шепнул: «А Дятлов вручать ордена будет, слышали?»

Сердце радостно застучало. Сам Дятлов! Чьи телепередачи про животных еженедельно идут по «Первому» вот уже лет тридцать. И ещё столько будут идти, потому что Дятлов – вечен! Вот он стоит тут, машет руками и ногами, гукает по обезьяньему и заразительно смеётся, забрызгивая окружающих слюной! Да разве такой может кануть в безвестность? Он ещё нашим внукам будет рассказывать про макак!

И тут Кирилл обратил внимание на молчаливую собеседницу телеведущего, перед которой он и распинался. А её не видно, не слышно, так как в монологе Дятлова не было предусмотрено пауз для чужих реплик. И она скромно молчала, улыбалась, удивлённо подняв бровки глядела на митингующего во все глаза, временами делая глоток из бокала, что держала у самой щеки. Кирилл вспыхнул от счастья. Виктория Перова! Это в неё он впервые по настоящему влюбился в семнадцать лет, увидев её в роли самой себя в культовом молодёжном фильме. Кино – откровение, перевернувшее сознание и объявившее в ещё тоталитарном обществе – окончательную свободу. Именно на таких фильмах в кино-залах впервые раздались аплодисменты (а то и овации) после сеансов. Раньше было не принято, ведь это – кино, кому конкретно хлопать? Отныне стало понятно: овацией зал выказывал единство присутствующих, согласных с угрюмым мнением сценаристов-режиссёров-актёров. Кирилл помнил, как после фильма с участием Виктории, народ словно чумной вываливался на улицу и ещё долгое время не расходился – все жаждали продолжения единства, бежали за пивом и возвращались слушать песни тут же торчащих молодых людей в странной одежде. О них самих был этот фильм, он их всех узаконил и дал им слово. Народ начал внимать. Получается, что искусство, если оно в нужное время и в нужном месте, действительно – сильнейшая мера воздействия на умы. «... Достаточно бросить спичку, и огня будет уже не унять!» - БГ*. Как пронзительно она тогда смотрела с экрана и афиш! А сейчас? Да нисколько не изменилась! Ну, чуть-чуть, самую малость, словно спала в холодильнике: те же огромные глаза, та же причёска-стрижка, так же просто (и, одновременно, нарядно) одета. Чуть отстранённый но внимательный взгляд, а улыбается просто и легко. «Вот надо же, а…» – только и сказал вслух Кирилл и с силой пару раз зажмурил глаза. Видение не исчезло. Однако, заиграла музыка, всех попросили. Действо начиналось.

Прошли в зал.

Слегка удивили рваные сиденья, зато сцена была великолепна. Золотые конструкции изгибаясь уходили куда-то ввысь, ширмы полукружьем охватывали сцену, отражая радугу. По бокам сцены – два больших экрана, на которых уже красовались логотипы «Меценатов...» Посреди сцены – полукруглая лестница – пьедестал! Туда будут вызывать для вручения!

Заиграла серьёзная музыка, погас свет и сидящим меценатам показали фильм про двух деток с заячьей губой. Детки были сфотографированы до операции и после – уже гораздо лучше выглядели и счастливо улыбались. Закадровый голос поблагодарил собравшихся за вклады, которые и помогают в этом благом деле. Теперь было ясно и понятно, что организаторы – люди кристально честные, вот на что они тратят полученные деньги. Дальше фильм показал охват меценатского движения в России. Это потрясло: вся карта нашей огромной страны была усеяна горящими звёздочками, указывавшими на появление всё новых и новых меценатов.

Первыми вручали «Платиновые Ордена» 1-й степени.

Тут Кирилл вооружился фотокамерой и принялся щёлкать, т. к. лица, поднимавшиеся на золотой пьедестал, были, в основном, ну о-о-очень знакомы и присоединиться к сонму медиа-избранных для него стало ещё более приятно! Артисты-легенды! Каждый получал Орден, жал руку Дятлову, в ответ наступал ему на штиблет, и произносил благодарственную речь в микрофон. Поющие артисты в благодарность пели. Получился импровизированный концерт – вручение. Кирилл стал судорожно придумывать благодарственную речь. Надо же что-то говорить! А как же? А что? «Спасибо за оказанную честь... я благодарен своим родителям...» Слова не слушались и рассыпались из головы.

Вторая часть – вручают «Золотые Ордена» 2-й степени. Здесь стали вызывать по три человека и стойку микрофона спустили с пьедестала на сцену. Все кивали, улыбались залу, наступали Дятлову на ноги, он энергично тряс им руки и провожал в зал.

Артисты пели. Уже не очень известные, менее профессионально, но приятно. Вызвали и Перову, отдельно, персонально. Она галантно прошествовала, разумно поднялась всего на одну ступеньку лестницы, так что Дятлов не смог на неё прыгнуть и оттоптать ноги, а просто поцеловал с размаху ручку и отдал Орден. Подошла к микрофону.

- Господа меценаты... дорогие наши. Хорошо, что вы есть на русской земле. Спасибо вам!

В пояс поклонилась и ушла со сцены под бурные овации. Ведущий хотел было остановить её, просил ещё что-нибудь сказать, но Виктория лишь изящно отмахнулась и скрылась в темноте зала. Конфузу помешал Дятлов, он уже скакал рядом с ведущим, улыбался во весь рот и требовал новых наград для публики. Только тогда Кирилл с горечью вспомнил про фотоаппарат, он засмотрелся на Перову и забыл её сфотографировать...

Третья часть пошла и того быстрее. «Серебро» вручалось потоком по пять-семь человек, Дятлов скакал от девушки – разносчицы Орденов до награждаемых – одним прыжком преодолевая золотую лестницу, и приземляясь неизменно на туфли счастливчиков, продолжая свою ритуальную пляску. Пели быстро, молодые и неизвестные. Один певец, названный странной фамилией Койотов, высокий, румяный, стеснительный, засмущался и сказал: «Мне так удивительно это награждение... я оправдаю доверие...», на что ведущий дёрнул шнур его микрофона и строго попросил спеть. Тот завыл неожиданно сильным голосом песню на иностранном языке. Волнение певца и общее смятение Кирилла помешали последнему понять принадлежность языка, да и уже не хотелось вдаваться в детали. События на сцене превращались в калейдоскоп.

Наконец, он услышал и свою фамилию. Вышел в общем потоке. Забрался на пьедестал. Старательно прятал ноги от Дятлова, тряся его руку. Получил серебряную звезду и побрёл обратно на своё место.

Финал мероприятия Кирилл не запомнил. Мутило то ли от голода, то ли от происходящего. Хотя, одно событие всё же привлекло его внимание: в очередной «семёрке» вызвали грустного господина в чёрном. Имя не примечательное, сразу забылось, но профессия... он был владельцем похоронного бюро. И чувствовал себя на этом празднике жизни как-то не так. Сконфуженный и жалеющий обо всём на свете, господин печально прошлёпал на подиум. Создавалось впечатление, что он просто отвык уже от такого количества живых и весёлых людей. А, судя по тому, как он вертел в руке Орден, отстранённо его разглядывая, казалось, что он пытается разгадать смысл слова «Меценат».

Спели бравурный гимн, похлопали. Всех пригласили на банкет.

В холле перед стеклянным банкетным залом с видом на Кремль и Храм Христа Спасителя, Кирилл задержался перекурить это дело. Орден он снял, положил обратно в коробочку и сунул в боковой карман. Пришлось расстегнуть пиджак, так как пола его до этого оттопырилась, а теперь и отвисла, перетянув ворот. Сигарета сушила язык и нёбо. Хотелось плюнуть. Некуда, да и слюны не набиралось. Во рту воняло табаком. Дым въелся в левый глаз, тот предательски взмок. Мимо спешили возбуждённые орденоносцы, желая успеть занять места на банкете. Теперь они уже знали, что раз в начале не хватило кофе, теперь им может не достаться водки, а это уже куда более печально после такого торжественного события в жизни!

Среди гомона и обрывочных фраз, до Кирилла донесся диалог из-за колонны, к которой он прислонился на перекуре:

- Виктория Фёдоровна, вы нарушили договорённость. Речь должна была звучать три минуты... я настаиваю...

- На чём ты настаиваешь?! Окстись, Сашенька! Проехали. Что б и не слышала.

- Да, конечно, но...

- Никаких но. Хочешь, что бы медаль тебе в морду швырнула? Не дождёшься. Ты ж её заново продашь, знаю я тебя! Пусть уж у меня остаётся, для ровного счёта.

И тихий, такой знакомый по фильмам смех.

Он пересмотрел все фильмы с её участием. Собирал статьи с интервью. Вырезал её фотографии и складывал в папку. Мечтал и даже и не мечтал. Какое там! Это же боголюди, живущие в ином измерении. А вот как сложилось – удалось увидеть. И услышать удалось. Живая она. Смеётся, тихо так, но сразу ясно – то, что принадлежит ей – не отдаст. Кирилл осторожно подвинулся, что бы наблюдать за парой, беседующей на чуть повышенных тонах. Рядом с Викторией стоял ведущий, ему явно было не по себе от её спокойствия. Высокий, а по сравнению с ней – гигант. Широкоплеч, чуть уже лысоват, слишком дорогой костюм, бабочка, а глаза хоть и интеллигентные, но уж очень жуликоватые. Бывают этакие глазки, что «носятся». В пальцах теребит монетку. Тонкие пальцы, шулерские.

- Виктория Фёдоровна, я бы вас попросил...

- Ой, Сашок, отстань, а? Дай покурить спокойно после такого позора...

Перова снова изящно отмахнулась и попыталась направиться в сторону банкетного зала. Ведущий перехватил её локоть и сжал. Актриса изумлённо подняла бровь. Кирилл вышел из-за колонны и услышал свой собственный голос в каком-то неправдоподобно низком регистре:

- Слышь ты, жулик чёртов, даму отпусти.

Возникло секундное замешательство.

Ведущий смерил глазами защитника. Перевес был на его стороне, но что-то заставляло медлить и словно ждать развязки.

Виктория просто испугалась, застыла, распахнув глазки на внезапного хама. А потом удивилась, причём глазки ещё более округлились. «Что ж это», - пронеслось в голове Кирилла, - «у них в Москве, редкость, заступаться за даму?» А потом восхитилась и, наконец, расслабила веки и брови. Выпрямилась гордо, красиво. Рванула локоть из пальцев ведущего – взяла под руку Кирилла. Оглянулась на стоящего в стопоре:

- Слышал, мальчишка, какие у нас мужчины награждаются! Пойдёмте, спаситель, хлопнем с вами коньячку!

Она беззаботно сдула прядь со щеки и увлекла Кирилла под локоток с места неначавшегося сражения. Да он и не оглядывался на своего побеждённого противника, какое там. Дыхание окончательно перехватило. Он чувствовал её крепкие пальцы через ткань пиджака и рубахи. Вздор! Не было никакой ткани! Её ладонь обжигала, ласкала, перекрывала подачу воздуха в лёгкие, словно дышал он теперь не носом, а правой рукой... локоть окаменел. И сама правая сторона тела словно парализовалась – так вот, на несгибавшейся одной ноге и торчащей под строгим углом в девяносто градусов рукой он хромошествовал через зал с самой Викторией Перовой! На них бросали взгляды, и взгляды эти уже были осоловелые от дармовых крепких напитков. Наш народ, всё успеют. Банкет официально ещё не был открыт, но орденоносцы не терялись. Звенели тарелки, падали на мраморный пол приборы, гомонили на разные лады голоса, поздравляли, тостовали, только что пока не пели.

- Эко их на голодный желудок-то... – муркнула Виктория, усаживаясь за столик в стороне от всеобщего веселья. Она предложила Кириллу стул рядом. – Сядьте со мной, пожалуйста. Саша, конечно, ноль, но бережёного БГ бережёт!

И снова залилась смехом – тихим, размеренным, искренне подтверждавшим правоту сказанных слов.

- А кто он, Саша этот? – спросил Кирилл, что бы что-нибудь спросить.

- А вам это надо?

- Да нет, собственно...

- Ну и забудьте. Говорит, что брат знаменитого художника. Может врёт, не знаю, вместе их не видела. Может, однофамильцы. Хотя... на месте братца, если он и впрямь братец, я бы тоже подальше от Саши держалась. Вы поухаживаете за мной? Я не ем мясо, всё остальное в равных порциях можно положить.

И улыбнулась, чуть склонив головку. Подала тарелку. Ей явно нравилось, как он ей любуется. Возможно, лучше бы подошло слово – таращится. Но, кавалер старался, интеллигентничал, а засим и – любовался, чего уж там. Кирилл собрал всю волю в кулак, подтянулся, выпрямился и стал, как бы грациозно накладывать еду со всех блюд, кроме мясных. Надо поддерживать беседу. Надо!

- А почему брат не светится?

- Сашок плохо кончит. Аферист. Ох, вы так и не поняли, куда ввязались?

- Да это... понял немного... недавно.

- Вот-вот. Тут один только Дятлов как дятел – искренне во всё верит, поэтому ему всё так нравится, что он готов всем на свете ноги оттоптать...

Кирилл задумался.

- Правда не бывает одна. В конце концов, правда у того, кто в неё верит. Невежливо не верить именно ему. Думаю, и Дятлов и ещё человек пятьдесят тут таких простаков каким пришёл я – сейчас счастливы. И хоть это хорошо. Пусть на этот раз их деньги ушли мошенникам... и до этого и после этого они будут помогать действительно нуждающимся...

Виктория снова округлила в удивлении глазки. И снова улыбнулась.

- Вы блаженный. Это хорошо. Это прекрасно!

Она сделала паузу на еду. Чуть тронула салат, чуть кольнула вилкой ещё что-то. Затем откинулась в кресле и вынула из сумочки длинную тонкую сигарету. Кирилл поспешил с зажигалкой. Подкурила, благодарно кивнула. Затянулась, прикрыла глаза, пробует на вкус дым. Тонкой струйкой выдохнула в сторону.

- А как же эти ролики про детей?

- Не знаю я где он их взял, только крутит уже третий год. Народ всегда новый, повторения в награждаемых исключены. Точный учёт базы самодовольных лохов... Ой... извините. Но вы сами виноваты. Что вы тут делаете? Покупаете медаль? Поздравляю с приобретением. Не сердитесь. Заманало это всё.

- А вы что тут делаете?

- У меня контракт со студией. Это по их графе – пиар. Слышали такое слово? Я денег не платила, мне Орден дали за то, что пришла, украсила своей медийной персоной светское мероприятие по разведению кроликов. По договору должна три минуты благодарить. Ха.

Она держала сигарету в двух выпрямленных пальчиках, остальные зажала как при двуперстном крещении. Рука отведена чуть в сторону, дым свободно парит в зал и не мешает. Нога на ногу, ровная спина с заметным прогибом в пояснице, левая рука на столе, держит бокал. Кирилл налил ей вина. И себе налил, чего уж.

- Прибыльный бизнес у Сашеньки, да? Поглядите – на весь банкет три гарсона, даже на этом экономит. Водка дешёвая, вы же все приезжие, не разберёте, а артисты промолчат, они денег за Орден не платили, слова не имеют. Куда мы катимся, чёрт побери... цинизм оглушает.

Запели артисты, которым раздавали серебро и не дали спеть на вручении. Хорошо запели. Да и вино пошло легко на неудобренную почву желудка.

- Виктория, можно пригласить вас на танец?

- Можно. Приглашайте!

Кирилл сперва сконфузился. Лингвистические изыски. Ладно, справимся. Встал, подошёл к даме, левую руку заложил за спину, правую подал ей.

- Я приглашаю вас на танец, мадам.

- Хорошо. – Вложила свою тонкую кисть в его руку, - только уж «мадемуазель». Опять...

- Прошу прощения...

Вышли на танцпол, плавно закружились.

- Да ничего, откуда вам знать?

- Я много про вас знаю, Виктория Фёдоровна... вы родились в Красноярске. Закончили ГИТИС, на втором курсе впервые снялись в культовом фильме, сразу на главной роли. Ещё потом замуж вышли за режиссёра. Много снимались до конца девяностых. Теперь в разводе.

- Угу. Всё так. Я танцую со своим поклонником, о-о-обворожительно! Так что же мадамой называли?

- Это просто знак уважения... Кстати, меня Кириллом зовут.

- Приятное имя. Вика.

Ресторан в «Президенте», это одна стена и пол. Всё остальное – стеклянный фронтон, за которым на 180 градусов – вид на сердце Москвы. И в нахлынувшей летней ночи это сердце, подсвеченное по фасадам миллионами лампочек – оживает неземной историей. Книжной историей, вернувшейся из детского воображения. Сошедшей с картинок букварей и открыток. Словно ничего здесь не изменилось ни за двадцать, ни за сто лет. Только вдруг – ожило. Кремль насупился чёрно-красными клыками замковых стен, заискрил рубиновые звёзды, которые горят и днём, но теперь они яркими пятиугольниками обрамили созвездие кремля. Храм ХС ослепил своей белесой громадой и безудержным размахом веры – купола. Чудовищный церетелевский Пётр превратился просто в сказочного Иванушку-дурачка, в корытце отправившегося покорять заморские земли. Крымский мост завис электрической паутиной над чернотой Москва-реки. Всё, дальше отступать некуда, сама Москва вокруг. И стремиться больше некуда – приехал. Тут уже. Стоит у окна и разинув рот глядит. И словно из темноты выезжают конки, кареты, между фонарями словно бы вот дамы в кринолинах цокают каблучками. Есенин где-то недалеко от Храма гуляет, у него там Айседора на Пречистенке деток танцевать учит, босиком по холодному паркету.

- Ты где остановился, Кирилл?

- Если честно, Вика, пока нигде. Сюда спешил, думал, потом, вечером.

- Вот и вечер. Наступило «потом». Возьми мою сумку, а? Поехали ко мне. Постелю тебе на кухне, если не возражаешь.

Возражать Кирилл не стал.

А до этого диалога были несколько танго и обычных медленных танцев. Её приглашали, она отказывала, танцевала только с ним. Пили шампанское на брудершафт – переходили на «ты». Кормили друг друга, наперегонки ухаживая за столом: то он ей «Греческий» салат подкладывал вперемежку с «Капризэ», то она следила, что бы рулька не остывала у него в тарелке. Кофе оба пили долго, мельчайшими глотками, успели выкурить по три сигареты за одной чашкой.

Следующая глава      Вернуться в раздел "Романы"      Вернуться в начало страницы