От автора
Главы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Вы можете заказать эту книгу, следуя данной инструкции

Роман

Глава 3,

Дом на Набережной.

В гардеробе он изящно подал ей пальто и помог расправить шарф. Она же заметила, что когда он получал свой плащ и портфель (на который не обратил внимания), то первым делом ощупал внутренний карман, умилилась:

- Да не все тут жулики в Москве, Кирилл, не волнуйся. В гардеробах у нас работают исключительно порядочные люди, по карманам не лазят. Тут пить в компании остерегайся, обберут, преданно глядя в глаза, что есть, то есть... Есенина не щадили...

- Да я не в этом смысле. У меня тут важные бумаги. Для меня только и важные...

Она взяла его под руку и слегка прижалась. За весь вечер, Кирилл ещё не привык к Вике. Да и какой такой «Викой» она могла для него быть? «Не-е-ет, навсегда», - думал Кирилл, - «она для меня была и будет Викторией Фёдоровной Перовой». А засим, локоть снова одеревенел. Неизвестные Кириллу токи исходили от этой женщины. Она стояла иначе, сидела, ела, курила, ходила, говорила, наконец – моргала – и всё не так, как он привык видеть-замечать это у людей. Так не должно было быть на этой земле, но он видел это: она – другая. В человеческом теле, но словно не человек вовсе. Что именно делает людей такими? Воспитание? Окружение? Деньги? Голова шла кругом, а идеи не возникали. Кроме эзотерических: инопланетянка, ангел, демон. Но это было смешно. А «токи» шли. Мозг не хотел в это верить. По одним улицам ходим...

По третьему Голутвинскому спустились на Якиманскую набережную и направились в сторону легендарного кинотеатра «Ударник». Вела Вика, ни о чём лишнем Кирилла не спрашивая. Он и благодарен был ей за это, и терзался желанием тут же рассказать – какое такое важное дело привело его в столицу. И что вовсе не Орден был причиной его приезда, он так и знал, что в этом деле не всё чисто. Жажда иного события всегда влекла Кирилла сюда, звала, манила. А он всё тянул – миллион дел, куча бытовых неотложностей. На великое всегда не хватает времени...

На встречу постоянно шли и шли люди. Пешеходные тротуары в Москве не широкие, они пропускали людей. Сзади их время от времени обгоняли. Машин стало меньше, но всё одно, они собирались в неимоверные косяки у светофоров. Кирилл посмотрел на часы – второй час ночи. А народ на ярко освещённых улицах не выглядел сонным или уставшим. Причём, нет пьяных, все в меру веселы и оживлены. Приостановились на небольшом мосту через Водоотводный канал. Если бы не автомобили – прямо 19-й век.

- Вика, твой город когда-нибудь спит?

- Кирюш, это такой же «мой» город, как и «твой». Не-е-е. Никогда он не спит. Он вечно занят собой. Это вокзал с залами ожидания на разный достаток.

- В смысле? – не понял Кирилл. – Все приезжие? Вот сейчас вокруг нас есть настоящие москвичи? Или они спят?

- Гм-м... вот ты бы не спросил, я бы и не задумывалась. Ну ладно, прикину. – Она облокотилась о парапет мостика, вынула сигарету, он подержал ей ладони над огоньком. – Думаю, понаехавшие понаехали сюда не затем, что бы спать. А понаостававшиеся, не затем понаоставались, что бы спать спокойно, иначе фиг тут останешься...

- А ведь тут никому ни до кого дела нет...

- О, это ты точно приметил, - затянулась и изящно выпустила дымок над рекой. – Смотри внимательно: пока мы докурим, мимо пройдёт и проедет примерно пятьсот человек. Эти пять сотен ты видишь в первый и последний раз.

- Подробнее?

- А подробнее: здесь шестнадцать миллионов человек, судя по количеству продаваемых билетов в метро и наземном транспорте, плюс авто на дорогах. Перепись населения в Москве – миф. Приезжие не регистрируются, как того бы не жаждала мэрия. Встретить кого-то ещё раз – почти невероятное совпадение. Можешь раздеться догола, кроме меня, стесняться тебе будет некого, остальным до лампочки.

- Непривычно... А мы куда идём? Где ты живёшь?

- Ты будешь смеяться, но мы уже пришли!

Вика озорно улыбалась, повиснув локтем на парапете. А за её спиной, вот прямо напротив Кремля, возвышалась серая громадина Дома На Набережной. Товарищ Сталин специально собрал всех своих подручных сюда, в эти стены, наверное, даже из кабинета мог в бинокль наблюдать за окнами Дома.

Кирилл решил не выказывать удивления, но и не прослыть неучем.

- Хороший домик. Тени по ночам не шастают?

- А увидишь.

У Виктории было какое-то щемяще-приподнятое настроение, такое бывает, когда праздник кончился, а человек – против. Она чуть подпрыгивала у парапета, вертелась как школьница, Кирилл заметил в свете фонарей – как неожиданным прищуром заискрились её глаза. Она явно что-то придумала, замыслила, что-то открыла для себя! Вдохновение ворвалось в её душу. Тем более странно для него было услышать следующую Викину фразу.

- Пойдём! Пойдём-пойдём-пойдём! Я только в магазин сейчас заскочу, у меня сухое молоко кончилось,– дальше неслись галопом до круглосуточного супермаркета, и вот она уже упорхнула в стеклянные двери гастронома. – Ты тут пока покури!

Отдышавшись от бега, Кирилл стал оглядываться по сторонам. Вся стена дома была увешена разнокалиберными мемориальными табличками с портретами живших здесь замечательных людей. Курить не хотелось. Он заскучал. Пришла мысль, мол, а почему бы не помочь даме? И, не раздумывая более, он шагнул в дверь магазина.

Долго высматривать не пришлось. Виктория ярко выделялась среди нескольких ночных покупателей. Широкополая шляпка, белый длинный шарф накрученный поверх яркого, в тон сапогам, пальто. Она с металлической корзинкой гуляла между прилавков, стреляя глазками по этикеткам товаров. Но вот остановилась, озорно огляделась на дремавший персонал, и резко схватив какую-то банку, быстро сунула её за пазуху пальто, утрамбовав в районе груди. Потом выпрямилась и грациозно пошла дальше. Взяла с полки несколько пакетов сухого молока, положила их в корзинку и направилась к кассам. Кирилл, не сумев захлопнуть рот, попятился из магазина обратно на улицу. Однако, Вику из поля зрения уже не выпускал. Следил за ней теперь сквозь стекло витрины. Она смотрела на кассиршу как на автомат с газировкой, задумавшийся на жаре перед тем, как наполнить стакан тёплой влагой. Вынимая портмоне, сперва сняла перчатку. Тут её артистическая натура дала сбой – руки чуть заметно, но тряслись.

Кирилл судорожно полез за сигаретами. Чуть не уронил пачку на землю, чертыхнулся, поймал. Прикурил и отвернулся от витрины. Он ощутил себя стоящим на шухере возле банка, который грабит его младшая сестра. Если её сейчас поймают, он войдёт со смехом в магазин, держа сторублёвку в вытянутой руке, и объяснит всем, что это была шутка, глупый спор. «Однако, зачем она так? – проносилось следом в голове, - да сказала бы, что денег нет, я бы того... и молоко сухое. Нормальное нельзя купить? Завтра же куплю ей пять литров».

Вздрогнул – под руку ему вонзилась её ладонь, сжала и потащила от магазина. Молча протрусили в арку. Там, в темноте, он всё же сумел перехватить её тяжёлый пакет с сухим молоком. Со стороны это смотрелось далеко не джентльменским действием, скорее, было похоже на переброс добычи. Ни слова не сказав, просочились до подъезда. Она прислонила гремящие ключи к домофону, тот загулькал. Рванули в распахнутую Викой дверь. Неформулируемая консьержка попыталась поздороваться с Викторией, та ураганом пронеслась в сторону лифта, увлекая за собой гостя. Потоптались, пока не приехала кабина, ворвались и туда, дверь закрылась, лифт тронулся. Вика прислонилась спиной к стене и чуть не сползла вниз. Кирилл галантно её поддержал. Спросить «что это было?» очень подмывало. Но. Во второй раз он сегодня сам удивился своим словам, которые произвольно вылетели из глубины гортани:

- Чудный дом. Комсомольцы, видать строили...

- Они! – закивала Вика и пришла в себя. – Я сигарет забыла купить, у тебя есть?

- Сколько угодно. Недельный запас в сумке. Только они крепче, чем ты куришь.

- Эт-т ничего. Это очень даже хорошо. Я дома такие и курю. Даже той же марки. Ты меня этим в «Президенте» очень удивил, даже заподозрила – не специально ли подготовился? Потом уже догадалась – знак.

- Какой знак? Знак чего?

- А-а-а, - отмахнулась Виктория. – Не бери в голову. Это мои тараканы.

- Какие тараканы? – явно после случая в супермаркете, Кирилл чуть отупел. Он это чувствовал, но так быстро, как это получилось у Вики, взять себя в руки не мог.

- Анекдот такой есть. Два алкаша в подъезде. В окне пролетают крокодилы. Один говорит второму: «Чего пялишься? Это не наши крокодилы, а тех растаманов, что на чердаке. Наши зелёные чертята ещё не подоспели». Не тормози. Можно смеяться.

- Ага, - тупо промямлил Кирилл. – Ха. Ха-ха. Так пойдёт?

- Ты словно нервничаешь, мой друг?

- Стены давят с непривычки.

- А-а-а, эт-т да. Но и привыкнуть к этому нельзя. Тут во дворе, знаешь, сколько крови, от выбросившихся из окон, когда к ним ночью в 37-м долбились...

- Вот и я говорю...

Квартира у Виктории Фёдоровны Перовой оказалась не столь огромной, как это уже успел себе навоображать Кирилл. Маленькая квартирка. Но очень, даже – слишком удобная. Как бы однокомнатная. Но. Чулан, со вкусом переделанный хозяйкой под гардеробную, всё же, дополнительная комнатка. Просторная прихожая. Раздельный туалет с огромной ванной, в которой можно, как показалось гостю, сидеть вдвоём, слегка соприкасаясь пальцами вытянутых ног. Это он успел разглядеть, пока разувался, ибо Вика сразу же ринулась в ванну и включила воду на полную мощность. «Угу, - подумал он, - пока-а-а наполнится, утро настанет...» Был приглашён на кухню, коя так же порадовала размерами. Там спокойно умещался диван в полный человеческий рост, перед которым стоял ночной столик. Дальше всё как положено: газовая плита с древними чугунными конфорками, глубокая мойка с гусаком-краном, сервант с зеркалом посредине, и дверками сверху из наборного стекла. Зелёный пыльный абажур, выцветшая бахрома. Вид в окне на Большой Каменный мост и Кремль.

- Покури пока, - шепнула Вика и удалилась в комнату, предварительно включив на серванте транзистор «Зенит». Закрыла за собой дверь. Радио чуть поскрипело, словно разгоняясь, и выдало симфоническую музыку, искажённую щелчками и отсутствием нормальных частот. На столике Кирилл нашёл чугунную пепельницу в виде Знамени у вечного огня. Бычки в ней сохранили надпись над фильтром «Rotmans». Его сигареты. Словно он тут и жил...

Однако надо сказать и следующее: когда Кирилл в прихожей встал сзади Виктории, дабы помочь ей снять пальто, то – она спокойно, как ни в чём не бывало, расстёгиваясь, вынула из-за пазухи шельмовую банку и водрузила на полку для шляп. В сумраке он банку не разглядел. Теперь же, понял, что сгорит от любопытства, если не узнает – что это за продукт! Скинув предложенные ему хозяйкой тапочки, он на цыпочках прокрался обратно в прихожую и глянул на шляпную полку. «Вискас» - гордо сообщила ему банка своей радостной надписью на боку. Кирилл заглянул по очереди в ванную и туалет – кошачьего лотка нигде не было. «А как же ж, - пронеслось в голове. – Ну конечно, кошачий корм. Что же это могло быть ещё? А как же... и место для банки – ну самое подходящее».

И всё же. Пусть нелепое, отчаянно дурацкое вышло приключение... Оно осталось позади. И что толку о нём думать, если ничего не понятно? Когда Кирилл встречал ситуацию, полнотой информации о которой не обладал, он просто откладывал всё случившееся в сторону. До лучших времён. Нет, не старался тут же забыть. Просто – не крутил её без толку в голове как заезженную пластинку. И считал, что поступает конструктивно: раз нет информации «почему/зачем/в каких обстоятельствах», то и нечего пока себе голову ломать. Придёт информация, справедливо считал Кирилл, вот и будем думать. Вот тогда и стоит принимать решения на традиционные русские вопросы. А пока – надо ждать и наблюдать, лишь, имея виду это непонятное случившееся.

На этом и закончил. «Вискас», так «вискас». Пожуём, увидим. Хлопнул в ладоши, потёр их друг о друга, и, не найдя себе применение в данный момент – закурил. Ага, выложил пару пачек «Rotmans» на стол, одну откупорил. Так показалось, лучше.

«А стены, - подумалось снова Кириллу, - не давят. Словно сказать что-то хотят. Только на своём языке. Картинками, отдалёнными голосами. Сколько же они тут всего видели... Японцы открыли, что вода меняет форму от произносимых над ней слов. Рисунок молекул изменяется кардинально. И так и остаётся до новой очистки. Но то вода, она штука не постоянная, течёт, понимаешь... А тут – камни. Эти обязаны помнить».

Однако, сигарета закончилась и была вдавлена в пепельницу рядом с соплеменницами. А хозяйка не спешила. Снова огляделся по сторонам. На глаза попалась турочка, явно, рассчитанная на четыре персоны. Вот и славно. Поднялся, приоткрыл шкафы, обнаружился и молотый кофе. Сахарницу видел на подоконнике, чашки висели над мойкой. Что ещё нужно? Разве что свечи... Зажёг газ, расплавил три ложки сахара на дне турки до жижи, затем всыпал остальной сахар, положил кофе, с лёгким боковым шипением в турке налил воды, водрузил всё обратно на конфорку. Размешал, поднял сахар. Теперь ждать и вдыхать аромат.

Вдруг выключился свет. Но не погас совсем. На стенах возникли дрожащие тени, как от живого огня. Кирилл оглянулся – в дверях стола Виктория с трёхголовым канделябром в руках. С её плеч ниспадал до пола китайский халат в золотых драконах.

- Ах-х, мужчина в доме... кофе варит... кр-р-р-расота-а-а!

- Да я это вот... – Кирилл и не нашёлся, что сказать.

- Красивая?

- Сли-и-ишком...

- А готов ли ты, достопочтимый принц, совершить ради меня какую-нибудь романтическую глупость? Например, спрыгнуть из окна? – её глаза озорно сверкали, Кириллу и самому стало весело и легко.

- А какой тут этаж?

- Нее, ну надо же, а! Люди добрые! Он всё испортил!!! Ладно уж, лыцарь, следи за кофе, убежит... как и я...

Впрочем, грустных ноток в её голосе не обнаруживалось. Кокетство, как показалось Кириллу. В это время Вика водрузила канделябр на холодильник, дверцу которого открыла и принялась вынимать баночки с пакетами. Тут же появился серебряный поднос, на котором образовались вазочки с икрой, маслом, сыром, графинчик с красно-коричневой жидкостью и рюмки. Кирилл поспешил добавить к натюрморту кофейные чашки на блюдцах, сахарницу и ароматную турку. Вика отстранила кавалера, изящно подняла поднос и направилась в сторону зала. Кирилл прихватил с собой канделябр, приподнял над головой – Прометеем освещал дорогу.

Зал великолепствовал. Она уже всё успела. Первое, что бросилось в глаза – настоящий камин с живым огнём! Крупные поленья лихо горели в нём, а дым уносился в огромную каменную трубу, упирающуюся в потолок. Напротив жерла стоял уютный резной столик красного дерева с медной инкрустацией по периметру, рядом – два кресла. Посреди зала свисала тяжёлая люстра, вся на цепях и с барокковыми финтифлюшками, но – не горела. Зато вокруг – десятки свечей, в канделябрах, подсвечниках и просто в разноцветных вазочках. Стены комнаты будто прогибались от количества картин и портретов в тяжёлых рамах. В скудности света трудно было идентифицировать авторов или даже сами лица на портретах, однако, как показалось гостю, лица эти были века двадцатого, не особая старина. В глубине комнаты, уже в полном мраке, тенью виделась огромная полукруглая кровать с кучами из тёмных подушек. Туда Кирилл себе смотреть запретил. Пока, во всяком случае.

Расположились у камина.

Кирилл перебирал в голове темы для разговора, но пока ничего связного в голову не приходило. Тогда он поспешил приглядеться к портретам.

- Только никакого прошлого, Кирюша. – Вика разливала по чашкам кофе. – Хватит и разговоров на философские темы. Давай обсудим маниакальную шизоидность старика Фрейда. Ты никогда не задумывался над тем, что старик Фрейд – сам был ярко выраженный шизоид? Это не диагноз, это – характер. Хотя, очень похож на диагноз. Но, по сути, человечество почти не развивается без шизоидов. Пауза. Кергуду. Шутка!

И возникла настоящая, можно сказать, МХАТовская пауза. Кирилл попытался думать в указанную сторону, но о том, что такое «шизоид», он имел чисто символическое представление. Впрочем, как и о том – чем диагноз отличается от характера. Засим, он решил вернуться в сферы информации, где чувствовал себя более увереннее.

- Ну почему «никакого прошлого», вот у тебя сервант замечательный на кухне.

- М-да? И чем же он так замечателен? Советское убожество, примитивизм...

- Разреши с тобою не согласиться, Вика. Примитивизм это чуть из другой оперы. А сервант ценен тем, что это – первая серия мебели из ДСП, которая появилась в Совке. 20-е годы, ещё Брик таскала Маяковского дивиться на «чудо Советской власти». Он, можно сказать, первая декорация на тему мебели.

- И откуда мы такие умные в провинции отыскалися? Кирюш, а ты случайно не учитель истории?

- Ёрничаешь... Нет, не учитель. Иначе бы сюда не позвали – денег на «покупку медали» бы не хватило. Просто, Вика, я же не москвич, мне же интересно. Я много читал про столицу. Тут вся история, вся культура.

- История, да. Если не считать архитектуры. Её тут всё меньше. Деньги решают всё. По слухам, Кепка шестьсот исторических домов снёс в Москве и ещё двести запланировал, но не успел. Посмотрим, может остановят это безумие. Архитектура, это застывшие в своём времени люди. Мало здесь её теперь. А вот живой культуры, Кирюша, ты тут вообще не найдёшь, наверное. Разве что в историях.

- Так категорично?

- Это ещё ласково...

Какой-то не весёлый и не романтичный получался разговор. Оба молча намазывали бутерброды, молча и пожевали некоторое время. Смотрели больше в огонь камина. Кирилл решил перевести разговор на тему интересную, как ему казалось, для обоих.

- А ты после двухтысячного года снималась в кино? Заранее прости за невежество.

- Кино больше не люблю. Такого фурора, как в 90-х, не повторить, а я – максималистка. Нет, значит и не надо. Оставим это памяти, пусть на досуге копошится. Без душевного онанизма, прости за мой французский, творческому человеку не обойтись. Но, без сцены не могу, это моя жизнь. Я теперь всё больше на театре.

- Да про театр я знаю... – и тут Кирилл испугался, что она начнёт расспрашивать, какие спектакли с её участием глядел, мнение будет выпытывать. – Хотел сказать, читал. Ни одну новость не пропускал...

И снова осёкся. Да что ж это меня так несёт, как слона к посуде – кричал на себя Кирилл внутри своей же головы. Он не мог расслабиться рядом с этим существом из другой галактики. Исподтишка наблюдал, как она пьёт кофе, как откусывает бутерброд. Явно не голод руководил ей, она в совершенстве владела изображением действий людей в лучших традициях воспитания. При ней невозможно было самому ссутулиться, тем самым, дав позвоночнику отдохнуть. В голову лезли идиотские страхи: а вдруг заурчит в животе? Ладони потели, в ложбинке между ноздрёй и щекой – воняло. Вообще, собственное несовершенство, ставило его сейчас в тупик. Как раньше-то не замечал? Носки вот из хозяйских тапочек торчат с катышками. Разве не мог новые носки одеть? И вечерняя небритость уже давала о себе знать. Да и голову не мыл со вчерашнего утра, волосы – пакля паклей.

А чего это я так себя опускаю тут(?), хорохорился Кирилл. Мысленно кочевряжился. Со стороны же – торчал столбом прямой спины и лупал глазами. Однако, надо было поддерживать светскую беседу. «... тогда о чём? О снах? О книгах? И чёрт меня заставил крикнуть «привет!»...» как прав был Макс Леонидов в этой песенке...

- Почему не повторить фурора?

- Эрнст говорит, что сценаристов нет. Мозгов у него нет. Объявил бы конкурс на всю Россию, завалили бы его сценариями. Нет сценаристов... Устал он, хоть и молодой. Уходить ему надо. Лучше насовсем из шоубиза, да и биза вообще.

- Это тебе виднее. Мне так всегда казалось, что он просто меланхоличный флегматик. Или пофигист. Но это одно и тоже.

- «Меланхоличный флегматик»... весёлый молочник... грустный клоун... сентиментальный снайпер...

- А ты весёлая.

- Ага, я такая...

И тут Кирилл заметил, что с глазами Виктории опять что-то произошло. Они заискрились, как перед магазином. Она замерла, словно смотрела сцену фильма на внутреннем экране своего лба. Затем откинулась на спинку кресла и снова принялась за кофе. Как ни в чём ни бывало.

Ох уж эти актрисы, подумал Кирилл. Однако, внизу живота, кольнул холодок неприятного предчувствия. Да ну к чёрту, отогнал он от себя нелепые страхи.

- Хороший кофе, я так не умею готовить. Точнее, умею готовить хороший кофе, но не так.

- В юности увлекался, собирал рецепты. У меня был друг, потомок каких-то графов. Так у них есть свой тайный фамильный рецепт приготовления кофе. Однажды я его напоил до беспамятства, и вот уже рухнув под стол, причём, следом за ним, всё же выпытал у него этот фамильный рецепт. Записал на бумажку, положил в карман и тут же уснул, рядом с другом, под столом... А может, просто сознание потерял. Так кофе любил.

Посмеялись. Закурили.

- Расскажи мне о себе, Кирюш? Хотя... нет, не рассказывай. Оставайся тайной!

- Как скажешь, - пожал плечами.

- А у тебя дети есть?

- Вот тебе раз. Я же тайна! Непроницаемая!

- Хорошо, оставайся для меня непроницаемой тайной. Только скажи – дети есть? Такой большой, пора бы иметь.

- Есть. Ращу сына. Почти один. С мамой растим. Хотя, это ещё кто кому помогает...

- А фото есть? Сына. С собой?

Кирилл вынул из портмоне небольшую фотографию и протянул заинтересованной Вике. Серёжка там улыбался во весь рот, сидя у Кирилла на плечах. Карточка запечатлела их в Сочи, два года назад. Дата стояла внизу картинки, с туристическими вензелями, поэтому он не стал ничего уточнять. Она повертела фото, приближая к глазам на расстояние спичечного коробка, отдаляя на вытянутую руку. Во время очередного манёвра, отвела кисть в сторону камина, подержала карточку, зажав между указательным и средним пальцем, повертела. И бросила прямо в жерло камина.

Фотография исполнила мёртвую петлю и мягко приземлилась на торчащую из огня чёрную головёшку. Легла картинкой вверх. Посутулилась, словно озябла, потом медленно занялась по краям, пуская пузыри впереди голубого огня.

Двое заворожено смотрели в огонь. У Кирилла открылся рот, а тело онемело. Вдруг он услышал откуда-то издалека истошный вопль Виктории: «Ты чего сидишь, идиот?!!» Время не существовало. В пространстве, вокруг него, возник тягучий вакуум, плотный как мёд. Он увидел, как Вика медленно летит в камин, отбрасывает решётку, опускает руки в огонь, раскидывая поленья, и вынимает из огня горящий листок фотографии. Хлопает в ладоши, меж которыми фото, гасит пламя, комната наполняется дымом. Она теперь сидит на корточках у развороченного жерла камина, облизывает обожженные руки, не выпуская карточки. Что-то громко и больно щёлкнуло в правом виске у Кирилла, и привычный ход времени вернулся вместе со звуками и запахами.

Он встряхнул головой, зажмуриваясь. Кажется, пролил кофе.

- Что это было?..

- Держи спасённую фотографию сына, папаша! – зло сказала Вика, поднялась, отдала ему обгорелое фото. Ногой вернула на место каминную решётку, кочергой поправила дрова. – Чёрт, больно как... руки обожгла нафиг... М-да-а... странный ты человек.

- Я?! – брови Кирилла отправились погулять по волнам лба. – Что это было, Виктория?

- Ой, да ладно, не бери в голову. Блажь. Блажь и всё. Хорошо, ожогов нет. И на том, спасибо. – Снова села в кресло, растирая руки. – Да и заболталась я с тобой, у меня там ванна перельётся. Ты отдыхай, я скоро.

И снова, как будто ничегошеньки не произошло, очаровательно улыбнулась белесыми ровными зубками, легонько подхватилась из кресла, и упорхнула в сторону ванной комнаты. Чуть повозилась в прихожей, а через минуту раздалось шипение душа, сопровождаемое приятным пением. Знакомая французская мелодия.

Кирилл так и остался сидеть с чашкой остывшего кофе в одной руке, и обгоревшим со всех сторон фото в другой. Вот это да-а-а, – только и приходило в голову. Поставил чашку. Спрятал в портмоне остатки карточки. Немножко хотелось сбежать.

Гм-м, размышлял Кирилл, а вот если бы всё это она творила не со мной, а я со стороны бы наблюдал... Захотелось бы мне сбежать? Наверное, нет. Почесал бы затылок, недоумевая, налил бы свежего кофе и смотрел бы дальше. Кофе он любил. Одним глотком допил из чашки холодные остатки. Взял турочку с подноса и отправился на кухню – разогревать.

Проходя мимо ванной, заметил приоткрытую дверь. Деликатно отвернулся и в стену спросил:

- Вика, тебе кофе разогреть?

- О! Замечательная идея, Кирюша! Разогрей и неси сюда, будет уже как раз пора мне спину продраить!

Тут Кирилл уже заволновался о себе.

Ладно, «вискас», она эту банку сама воровала. Его не впутывала. Хотя... а если бы попалась, кто бы геройски помчался её выручать из лап охраны, а то и ментов? Он, конечно, она прекрасно это знала! Потом фото Серёжки. Не понравилась карточка? Ревность? О-ой, не льсти себе, Казанова провинциальный... Не, ну что это было-то? Псих? А с чего? Может, драма какая у неё была – мелькнула догадка. Ладно, пока оставим. Но теперь надо идти и драить спину самой Виктории Фёдоровне Перовой... Ёкарное коромысло...

У Кирилла дрогнули руки и только тогда он заметил, что кофе уже пытался выкипеть из турки. Поймал. Нельзя так нервничать – успокаивал себя – они все творческие натуры. Тут аршином не померить, надо поле перейти. Фу, чушь какая в голову лезет.

Он вернулся в комнату, разлил кофе по чашкам, аккуратно взял их за тоненькие ручки и понёс в ванную комнату. В прихожей вдруг обратил внимание, что его плащ висит на другом крючке и словно чуть вывернут. Перевесила? Мешал? Показалось. Сам, небось, туда и повесил, а после пережитого мерещится.

Ногой приоткрыл дверь пошире.

- Я иду.

- Иди... – кажется, усмехнулась.

Виктория возлежала в полный рост в белой как молоко воде, сверху, словно пуховым одеялом, прикрыта пеной. Или как снег. Он смог увидеть только лицо с блаженно прикрытыми веками. Волосы мокрые и зачёсаны назад. Утончённый нос в такт дыханию, чуть раздвигал и сужал крылышки ноздрей. Пахло молоком и мёдом.

В углу были свалены несколько пустых коробок из-под сухого молока.

- Ваше кофе, сударыня!

- Не юродствуй. ВАШ КОФЕ! Оторвала бы этому Соколову всё висячее за это «ваше кофе»!

- Ты о чём? – Кирилл присел на мягкий пуф рядом с ванной, но по-прежнему, старательно отводил глаза от молочной пены.

- О-ох, в том-то и беда, Кирюша, что это только нас волнует, а вам пофигу «ваше кофе» или «ваш кофе», «брачащиеся» и прочий скотский бред!

- Да ладно, я просто хотел разговор в другую сторону отвести. Знаю я этого министра как бы культуры и про его дибилоидные новшества тоже в курсе. И мне точно так же всё это не нравится, как и тебе.

- Ба-а! – она приоткрыла одно веко и пригляделась к Кириллу. – А ты растешь в моих глазах! А, может быть, ты – на самом деле – наш? И только притворяешься нормальным, а?

- Я никогда не был за кого-то. Даже когда в институте группа раскололась на два враждующих лагеря, я не принял ничью сторону. Не стал отрекаться от друзей, кои были и в том и в другом «поле». И продолжал дружить со всеми. Да и в школе: весь класс дурканул и отказался от учителя литры, а это была моя любимая учительница. Я и продолжал к ней ходить на уроки с другим классом. И в армии нечто подобное было.

Виктория уважительно кивала, приподняв одну бровь, но не разлепляя веки. Пила кофе, держа чашку почти в пене. Её лицо выражало полное умиротворение.

- Ну вот ты всё же и рассказываешь мне о себе. А обещал оставаться загадкой.

- Прости...

- Нее, в этом духе можно продолжать. Ты много сказал, не сказав ничего, как наш премьер. Только ещё больше туману нагнал. Твоя натура стала ещё более загадочной. А есть история из судеб предков? Такая, что бы ты гордился ей?

- Есть. Когда раскулачивали деревню моего деда в Белоруссии. Всех грузили в эшелон и отправляли на Дальний Восток, всю деревню. Кроме деда. Он на чердаке хаты выбил окно, выставил оттуда дуло пулемёта «Максим» и отстрелялся. Остался один, но – отстрелялся. О том, как всё закончилось, никто не знает. Всех же угнали. Что с ним стало, неизвестно. Но в памяти остался. Я бы тоже так сделал.

- Не сомневаюсь. А не хочется меня утопить после сожжённого фото?

- Хочется, но не буду... – подумал. – Нет, не хочется. Это не повод для уничтожения незнакомой цивилизации...

- Мудро. И правильно. И не надо, я тебе ещё пригожусь, мой милый... Кирюш, а вот скажи: я для тебя кто? Кумир юности или красивая женщина?

- Честно? (кивнула) (вздохнул) Пока кумир юности...

Кирилл хотел добавить, рассказать как он столько лет любовался ей на экранах и афишах, как грезил ей в своих фантазиях, про вырезки из прессы, про... Но тут Вика поднялась из ванны и повернулась к нему. Молочная вода слетела с неё как жемчуг с белого мрамора статуи, а пена вальяжно начала свой спуск, словно проглаживая все изгибы тела и, наконец, обнажая перед ахнувшим зрителем совершенство искусства обнажённой натуры.

- А если так?

Необходимо напомнить дорогому читателю, что Кирилл не был отчаянно юн. Даже вдохновенно молод он уже - небыл. Жизнь вступила в ту фазу, когда начинает всё более казаться, мол, ничего интересного со мною, произойти уже не может. Всё знаю, всё видел, всё пережил не один раз. Хорошее предчувствие возникает перед неожиданной скидкой на новый автомобиль, который приехал покупать в салон. Или новый альбом БГ выйдет – радость и предвкушение – раз в год, а то и в два. Или вот, Владимир Орлов, вдруг написал новый роман «Камергерский переулок», а Кирилл, к стыду своему – даже обрадовался, что этот автор оказался – жив/здоров... После исчезновения (назовём это так, дабы не отвлекаться от повествования) супруги, оставшись на руках с десятилетним Серёжкой и старенькой мамой, он искал себе спутницу. И не находил. Всё ждал чего-то. Не было самого важного – вдохновения. Очарованность случалась, но, что называется, минутная. Много размышлял над этим феноменом и сделал вывод: «душевная рана» тут не при чём. Человек он собранный, малоэмоциональный. Во всяком случае, его трудно раскачать на бурное реагирование в любых ситуациях. Значит, и «рана» бы затянулась скоро, если и была. Тут дело было в ином. Он смотрел на потенциальных невест и вдруг начинал всё понимать. Ход мыслей, степень важности вымытого пола и стрелок на брюках. И дальше сразу в голове проносился информационный ряд: регламентирование семейного бюджета, откладывание на отпуск, романтика семейного ужина в чаду кухни, субботняя большая стирка, очередь за... И в этот момент поднимался Кирюша и уходил в ночь. На том всё и заканчивалось, если не считать обиженных женских звонков в вечеру и бурчание мамы, удручённой неустроенностью сынули. Вот и всё.

А тут... Что-то взорвалось у него в мозге, и после взрыва голову заполонил дым. Бывают сны на уровне реальности, когда не ясно – спишь ли, явь ли. Вот и тут. Кирилл понимал только одно: все молились на Перову, и только он один видел её голую. Это ошеломляло, вдохновляло и, одновременно – жутко конфузило, словно заглянул в ванну к Богу. Мысль о том, что «удостоен был», в голове, развороченной взрывом реальности, не укладывалась. Даже и не рассматривалась. Даже не подразумевалась. Подглядел, охульник! Как пить дать – подглядел! Он вскочил, глубоко вдохнул молочно-медовый пар ванной и забыл выдохнуть. Кажется, снова пролил кофе. Вика невинно улыбаясь протянула ему свою пустую чашку:

- Возьми пожалуйста, а то я её случайно утоплю, а потом и наступлю, не дай Бог!

Чашку взял машинально.

Вика зажала пальцами нос и снова юркнула в молоко, уйдя с головой в снежную пену. Только две розовые коленки выпорхнули наружу. Аудиенция закончена, понял Кирилл и на ватных ногах поплёлся на кухню. La fin de la comédie.

Следующая глава      Вернуться в раздел "Романы"      Вернуться в начало страницы