От автора
Главы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Вы можете заказать эту книгу, следуя данной инструкции

Роман

Глава 4,

Кулисы Миктюка.

Кирилл знал, что такое «московское утро». Словно пыль всей страны за ночь подобралась к Столице и накрыла её серым покрывалом. Всё серое, кругом ВСЁ серое. Солнца нет a priori. Холодный серый свет. Камень, голые деревья, река, набережная, мост. Без оттенков. И только красноватый Кремль с грязно-алыми звёздами. Даже сигаретный дым из лёгких выходил в тон заоконному пейзажу.

По своему обыкновению, Кирилл проснулся в 7. 30, и вот уже полтора часа не знал чем себя занять. Кочевая юность и студенческие годы научили его одному качеству: когда ты в гостях, надо как можно меньше издавать шума. Тогда хозяевам жилища ты будешь менее в тягость и оставишь впечатление хорошего гостя. Это правило касалось любого шума. Тихо снять одежду ещё полдела. А размешивать чай? Он как раз сейчас сидел и привычно поглаживал ложечкой в стакане, не касаясь ей ни дна, ни стенок. А не издавать звуков и прочего в туалете. А подвинуть стул, взяв его за сидение обеими руками и резко оторвав от пола и, ставя обратно – наоборот, замедлив движение перед самым полом, начиная с одной ножки, приземлить стул на все четыре, словно примяв его в пол. Он слышал, что этому учат на театре и даже выгоняют из аудитории первокурсников за характерный скрежет передвигаемого стула. А споласкивать за собой посуду, наклоняя её под струю крана. Кстати! Тут он понял, что именно, смущало его все эти полтора часа. Гора посуды в раковине, оставшаяся после их вечернего пиршества. Да и, похоже, тут были ещё ранние залежи, не только их вчерашние. Поднялся, изучил расположение посуды в висящей над мойкой подставке, увидел логическую связь: тарелки Вика, видимо, любила располагать «по росту», слева направо. Очень хорошо. Значит, можно сделать вывод, что она человек не сильно импульсивный и не только взбалмошный, что-то всё же планирует, в основе её мировоззрения может находиться понятие о стабильности и упорядоченности бытия. Хотя, это, конечно, недоказуемые домыслы психологов.

Так размышлял Кирилл, пока педантично промывал чашки и тарелки, не издавая при этом не малейшего звука. Даже когда водружал посуду на полку, придерживал соседние тарелки второй рукой и тогда, вымытая, словно скользила по пальцам в свой паз. Наверное, так поступал бы ночной воришка, забравшийся в квартиру к спящей жертве и вдруг решивший наскоро перемыть посуду на обворованной им кухне. Это соображение слегка рассмешило Кирилла и он чуть было не грохнул в мойку скользкую тарелку. Вот было бы «здрастье вашей хате», как говорила в своё время его бабушка.

Закончив с посудой, он сложил в аккуратнейшую стопку постельное бельё, выданное вчера Викой, и накрыл диванной подушкой. Пусть, когда войдёт хозяйка, у неё возникнет ощущение, что гость зашёл на минутку. Тогда больше шансов получить новое приглашение. А хотел ли он нового приглашения? Весь вчерашний вечер казался ему в серости наступившего утра каким-то сказочным сном. Да, надо признаться, да. Хотел и нового приглашения, как хотят дети новую порцию мороженного, ещё не согревшись от только что уплетённой сладости. Вернулся к остывшему чаю, закурил. В окне всё ещё просыпалась Москва, напоминая включённый чайник – шум постепенно нарастал и уже переходил в клокотание.

Вспомнилась Марина Цветаева. Для всех – Марина. А в сонме воспоминаний друзей-современников – просто Муся. Интересно. Как можно было Цветаеву называть «Мусей»? Как у них язык поворачивался? Кирилл бывал в мемориальной квартире поэтессы, что у Нового Арбата, и слышал умилительные рассказы бабушки-экскурсовода. Вот она и сообщила про «Мусю», как бы, повторяя слова современников, но и как бы от себя – панибратски и очень ласково именовала великую поэтессу (Поэта!) домашней кличкой-прозвищем. Откуда она чувствовала свои права на этот поступок? Кто их ей выдал? Или что уполномочило? Причастность? Нахождение в одном доме с духом легенды? Пользование одним санузлом? Опять эти санузлы, покоробило Кирилла. Но, надо было признаться, что и сам он, здесь, у Виктории Перовой в туалете, некоторое время рассматривал унитаз перед тем, как им воспользоваться. Но причастности не ощущал. Как была она для него Викторией Фёдоровной, так и осталась.

И тут в дверном проёме появилась Вика. Укутанная в огромный розовый махровый халат, запахнутая им как ребёнок одеялом. Придерживала полы халата длинными рукавами, из которых чуть торчали тоненькие пальчики. На ногах – мохнатые розовые тапочки с кроличьими мордочками, носы их словно тёрлись друг о друга. Стрижка даже отдалённо не напоминала вчерашнюю импозантную укладку – теперь это был скорее «взрыв на макаронной фабрике». Не накрашенные глазки щурились на дневной свет, отчего вокруг скукоженного носика скакали конопатые морщинки.

- Спать хочу... – шёпотом сообщила Вика.

- Ну, может ещё подремлешь? – Кирилл и не знал, что ещё сказать этому ребёнку. Остро хотелось взять её на руки и отнести обратно в люльку, укачивая и убаюкивая.

Вика прочапала к столу, где сидел Кирилл, молча села к нему на левую коленку. Как совёнок, случайно оказавшийся на дневном свете, она покрутила головой, заметила чай Кирилла. Взяла стакан двумя руками, так и не вынимая кистей из рукавов халата, отпила пару глотков. Поставила, кивнула неопределённо, ни о чём. Потянулась за сигаретой, он поспешил с зажигалкой.

- Викуся, а умываться? – нежно спросил голос Кирилла, весьма удивив его самого и позабавив моментом, этаким вопросом в пространство и моментальным ответом: вот тебе и «Муся».

- Вот покурю и пойду умываться... – даже голос её сейчас был юным, капризно-детским. Затягивалась, однако, глубоко, со вкусом. Снова полупала глазками по сторонам, скользнула ими и по блестящей мойке. – Сидишь тут, прямм как гость на вокзале. Или пациент в операционной. В тишине и чистоте... я ненавижу утро.

- Серое?

- И это тоже. Хотя и нет. Тут солнце вообще редко случается. Только летом. Не люблю солнце. И серость не люблю. Ничего утром не люблю, только курить. И вообще: бе-бе-бе...

Затушила сигарету, поднялась, проходя мимо холодильника, не глядя, включила радио.

- Может, кофе сварить? – вслед Вике крикнул Кирилл.

- А-а-а, вот это мысль! – одобрительно донеслось из ванны.

Уже когда кухню проароматило терпким кофе, в шорох радио вмешался посторонний, но знакомый звук. Не сразу Кирилл догадался – звонил его собственный телефон в кармане плаща. Бросился искать трубку, мельком вспомнилось, что вчера плащ, видимо, перевесили. Померещится же – успел подумать. Глянул на дисплей – звонила мама.

- Аллё, мамуля, доброе утро!

Мама волновалась. Не позвонил вчера вечером, не рассказал – как всё прошло. Серёжка распоясался без папки, не слушает бабушку. С утра подорожало молоко (Кирилл почему-то вздрогнул). Дворники с 6. оо снова стучали в мусорке, перебудили весь дом. Кирилл положил телефон на плечо, придавил его ухом и занимался кофе, периодически угукая в трубку. На мамин вопрос, пришлось согласиться-соврать, что остановился в гостинице, что «да, дорого, столица», что «совсем они там обнаглели». Потом напомнил про роуминг-межгород и пообещал всё обстоятельно рассказать по приезду, но мама ещё только притормаживала, её телефонный марафон едва выходил на финишную прямую. Разлил кофе по чашкам, сполоснул турку. Открыл холодильник, принялся вынимать продукты для утренних бутербродов и услышал из-за спины Викин шёпот.

- Дальше я сама, садись за стол...

Он благодарно кивнул, повернулся и обомлел.

Виктория стояла ожившей обложкой самого глянцевого журнала. Узкие джинсы с непредсказуемыми швами и орнаментами, упругая майка, а поверх – шерстяная накидка, халат не халат, но очень элегантно и полы вразлёт. Невероятный макияж, обрамлённый уложенной причёской – где-то отчаянно рыдал Голливуд со всеми его нелепыми секс-бомбами. Странные серьги – тибетские узоры в серебре, такой же кулон на цепочке на шее, перстни с камнями на пальцах, но тут уже угадывалось белое золото. Мама вовремя попрощалась и отключилась. Всё равно, сынок её сейчас, мало что вразумительного смог бы ей сказать.

- Как мама, как Серёжка? – голос у Вики стал чуть деловым, энергичным.

- Всё хорошо...

- Приедешь, привет им передай от меня... – улыбнулась теплее.

- Спасибо, передам. Но... Да ведь не поверят!

Посмеялись. Помолчали. Впервые за эти сутки, Кирилл вспомнил, что уезжать надо будет, и, причём, скоро. Его «Московские каникулы» (как пел в конце восьмидесятых Ник Рок-н-ролл) начались вчера, а закончатся через две недели. Уже даже меньше.

- Ты чего загрустил? Дом вспомнил?

- Э-э-э... поезд вспомнил. Точнее – про обратный билет.

- А он у тебя уже есть?

- Есть. Еду через две недели, у меня тут дела.

- О, вот как. Ну... – неопределённо повела глазами.

- Только ты не подумай ничего! Я сегодня же в гостиницу, спасибо за гостеприимство, Вика! Я и так тут вас... тебя сильно напряг!

Пауза. Она намазывает икру на масло бутерброда. Педантично намазывает, тонко покрывая кусок хлеба ровным слоем. Хирургически управляется с мельхиоровым ножичком. Поглощена процессом. У Кирилла предательски вспотели ладони, выскользнул нож, звякнул о блюдце.

- Постучи по столу. Третьего нам не надо. Знаешь, Кирюш, не спеши с гостиницей, во всяком случае, не сейчас об этом думать, вещи пока можешь оставить тут. У тебя время есть? Или твои дела запланированы на все две недели?

- Нет никаких особых планов... А что?

- Тогда идём сейчас вместе! Знаешь, куда я тебя сейчас поведу?

- Скажешь – узнаю...

Она по лисьи прищурилась и откинулась в кресле, предвкушая эффект, который готова была произвести. Однако, перед тем, как сказать, смачно откусила бутерброд и с полным уже ртом, сообщила:

- Меня ждут в театре Руслана Миктюка. Кстати, сам Руслан и ждёт! Хочешь познакомиться?

- Я?!

- Ну... я с ним уже знакома. Давно. Не дрейфь, Кирилл, Москва любит капитанов, а не гребцов! Кстати, когда будешь с ним говорить, не воображай, что он что-то не реальное. Он простой мужик (точно-точно!), только хохол. Потому – удачливый, у него всё получилось.

Кирилл заволновался. Сам Руслан Миктюк! С ума можно сойти. Это, конечно, подразумевалось его приездом в столицу, но теперь вдруг стало явью и пугало.

- Блиин... а как одеться?

- Говорю же тебе, успокойся, - ворковала медийно-блестящая Вика. – Он такой же как и все, просто чуть более знаменит. Я тоже звезда. Но ты ведь вчера сам видел – я ничем не отличаюсь от других женщин, всё на тех же местах, что и у всех, так?

Кирилл хотя и покраснел как рак, но кивнул. В голосе Вики не слышалось издёвки, казалось, она действительно успокаивает его, готовя к встрече с маэстро. Но ей это зачем? Развлекается? Просто так? А делают они в Москве что-либо просто так? Однако, в квартиру она его позвала, всё же, без «задней мысли»... Догадки Кирилла снова вышли из-под контроля и он решил их прекратить. Принялся за завтрак. Если вовремя сосредоточиться на еде, можно выгнать из головы даже страх ядерной войны, это он помнил ещё из советского детства.

На улице Вика направилась к красной «Мазде».

- Присаживайся, дорогой, погоняем! – и засмеялась.

- Что тебя рассмешило?

- Слово «погоняем» в Москве стало атавизмом, не выдержав пробок.

- Ага, слышали, - поддержал Кирилл и напел из Земфиры – «Всё, возможно, могло быть иначе, если б не эти ужасные пробки!»

- Ну, где-то так... «вороны-москвички»... Я сначала думала, она нас обзывает. А потом пригляделась – тут ворон больше чем голубей, воробьёв и уток вместе взятых. Представляешь, так глаз замыливается, что и не замечаешь нифига! Только приезжие и хватают московские тонкости...

Она уже выруливала на Крымский мост. Движение и вправду было катастрофическим. Авто разъезжались в сантиметрах друг от друга. Ювелирная работа – крутить баранку в столице в рабочий день.

- Знаешь, не у одних москвичей глаз замыливается. Кто живёт у моря, может за всё лето так ни разу и не искупаться. Живущие у гор, может и не поднимались на них никогда.

- Я раз в неделю езжу на Арбат. Пройдусь туда-сюда, кофе выпью посижу.

- Что бы помнить, где ты живёшь?

- Ага. Есть такая шутка: в наше время уже не актуальны традиционные русские вопросы «Что делать?» и «Кто виноват?», в наше время актуальны вопросы: «Где я?» и «Кто здесь?»...

Посмеялись. Кириллу вспомнилось: «скажи мне, кто твой друг...» Пришло на ум, что скорость сегодняшнего дня, когда, по словам учёных, в сутки человеческий мозг перерабатывает 32 Гб(!!!) информации, думать о том, кто виноват, действительно – некогда и не важно. А надо успеть оглядеться: где ты – во всех смыслах, кто рядом – на кого можно опереться, и тогда ответ на вопрос «Что делать?», придёт сам собой.

- Посмотри на право, - Вика играла в экскурсовода. – Сейчас между этими коробками увидишь малюсенький красный домик, двухэтажный, словно деревенский, но каменный. Видишь? Ага, тут Чехов жил. Сохранили. Зайди туда, рекомендую. Вообще классно, когда всё сохраняют как оно было при жизни. Можно многое понять и ощутить.

- Я в Питере у Зощенко был в квартире. Спартанское всё. Глюканул – словно самого Зощенко увидел, как он спал на этой солдатской кровати, как спина болела... стакан с водой на табуретке у изголовья.

- Угу, я об этом. А вообще... У сатирика должна болеть спина. Мир должен раздражать. Иначе, какой ты, нафиг, сатирик?!

Крутанулись на Сахарова, поехали к трём вокзалам. Прошли сутки. Кирилл поразился. Вчерашний он, выскочивший с распахнутым сердцем из вагона, казался теперь ему прыщавым юнцом из прошлой жизни. Как можно было быть таким доверчивым идиотом? – стыдился сам себя Кирилл. Не оскудеет земля русская на лохов. Страна Остапов Бендеров, кто не умный, тот – дурак. Кто не циник, тот – жертва.

Проскользнули мимо парка Сокольники, пробились сквозь трамваи и их пассажиров, что, не глядя и хмуро, напрямки ломились по проезжей части. Вика через бордюры и тротуар выехала к странному зданию. Возможно, рисуя свой шизоидный проект, советский архитектор что-то этакое и хотел выразить. Что? Напряжение ума выдало Кириллу скупую ассоциацию: дом напоминал аллегорическую газовую горелку на плите (или конфорку примуса), причём изготовленную грубо и условно, плюя на реализм с высокой колокольни невнятной идеи ожидания ещё более невнятного будущего. Вообще, в советское время, мысль художников окончательно приобрела понятийное отрицание различия между полами. С этого всё пошло. Сперва женщины на плакатах стали отличаться от мужчин лишь наличием выпуклостей в районе груди. Затем и в памятниках они получили грубую брутальность. Потом весь этот кошмар перешёл в архитектуру: всё стало усредняться. «Дворец Культуры» потерял смысл первого слова. (Молчим уже, что смысл второго слова был потерян ещё в 1917-м...) Поглядев на доходный дом постройки XIX-го века, на балюстрады и колонны, на лепнину и анфилады, сразу понятно – что за люди его строили, как они мыслили, понятны их нравы и ценности. На их взгляд, это был обычный дом, в котором можно было жить. Не дворец взбалмошного графа, а просто – обычный доходный дом. Поглядев на Дворец Культуры послевоенной постройки ХХ-го века, тоже всё понятно. Ведь понятно? Ведь сразу встают перед глазами мужеподобные толстухи в рабочих комбинезонах, перегарные лица их паспортных мужей, живущих от получки до аванса. Поглядеть на архитектуру XXI-го века – стекло и бетон за полчаса, тоже всё ясно: декорации, некогда. Мы уже говорили про письма на бумаге и в конвертах, облизанных перед склейкой. Всё! Всё безнадёжно устарело! Некогда! Sms и e-mail: «хай)) чё жизсть? не жезсть? :-)», вот, собственно, и всё, некогда нам... Другими словами: архитектура, на взгляд Кирилла, была и есть – зеркало ментальности живущего поколения, со всеми вытекающими отсюда...

Значит так, дом (он же ДК), был странным.

- Приехали! – сообщила Вика и заглушила мотор. – Хотя, на полчаса раньше намеченной встречи, это плохо, хотя и хорошо.

- Давай чуть покурим на улице? – промямлил Кирилл, разминая у машины затёкшие суставы. Волнение не проходило. – Дом какой-то... э... нелепый...

- Ты только Миктюку этого не говори! – засмеялась Вика и тоже закурила. – Хотя, ему, точно, до лампы. Глянь, как здание запущено, ты ещё не видел его внутри! Всё облезлое, конюшня, натурально! Он столько лет за него бился, типа, хотел свой театр, и что? Уже лет 10-ть, как этот ДК – театр Руслана Миктюка. А ремонта ни разу не сделал.

- Денег, может нет...

- У Миктюка?!! Ха-ха-ха!!! Он звёздам по триста баксов за спектакль платит, по сто – простым актёрам, ещё не раскрученным. По миру одновременно ездит штук шесть антрепризных трупп с названием «Театр Руслана Миктюка»! Вот и посчитай на круг. «Денег нет»! Кирюша, когда хохол родился, еврей заплакал...

- А ты зачем к нему приехала?

- Пригласил. В новую постановку. Сейчас будем обсуждать. Очуметь: Миктюк решил Вампирова ставить, «Охота на гусей», эта пьеса чуть ли не во всех театрах идёт. Явно задумал какую провокацию! Это же круто! Он – гений. Хотя и хохол. У меня тоже есть хохляцкие корни, поэтому я его понимаю.

- И у меня есть. У кого их нет. Мы все из Киевской Руси, в конце концов.

- То есть, изначально!

- Ага...

Снова посмеялись. Кирилл не осмелился спросить: на какой гонорар Миктюк приглашает её, на сто или триста баксов? Да и не важно, серьёзно. Он понимал: сыграть в театре Миктюка – мечта любого актёра. Поэтому, при отсутствии избытка совести, он и платит подобные гонорары. А кому теперь легко? Хочешь славы и престижа – заплати, пусть даже и из собственного гонорара. У матросов нет допросов, плавали, знаем.

Выбросили окурки в ближайшие кусты, двинулись к обшарпанным дверям незалежного сквалыги гения.

Изнутри «примус» был действительно, в плачевном состоянии. Облезлые стены, тёмные углы, чёрные тканевые драпировки, дабы скрыть нагромождения гастрольных ящиков. Вокзал – мелькнуло сходство. Охранник выпучил глаза на Перову и, не сумев сказать ни слова, закивал, пропуская обоих. На Кирилла и не глянул, а тот почувствовал себя пажом при королеве. Смешанное чувство: с одной стороны – гордость за то, что сопровождаешь саму Перову и как бы – ейный кавалер! С другой стороны: от Виктории такой сноп искр славы, что в этом блеске Кирилла и не разглядеть. С третьей стороны (и таковая нашлась у него в голове): а надо ему, что бы его замечали и им вот так же восхищались? Да и не надо вовсе. Тут что-то другое. Наверное, вот что: приятно идти под ручку с шикарной дамой, все тебе завидуют. Но, странно идти под ручку со знаменитостью, а в её ореоле, тебя и не видят вовсе. О, как оно бывает, однако.

- Ты мой кавалер! – шепнула Вика, словно откликнулась на его мысли.

- Сочту за честь! – искренне отозвался он.

Прошли холл, спустились в подвал. В гулком пространстве ДК слышалось, что в зале идёт репетиция. Музыка сменялась матерными воплями знакомого по ТВ голоса маэстро. У Кирилла непроизвольно подскочили брови, Вика заметила это. Сделала знак – ничему не удивляться и быть «холодным» и довольным жизнью. Он кивнул и напустил на лицо туман полуулыбки сытого чеширского кота. Вика довольно улыбнулась.

Толкнули неприметную дверь. Жужжал факс. За конторкой сидела милая девушка в штампе экипировки офисного секретаря: белый верх, чёрная полоска снизу, клетчатые колготы, волосы в хвосте, тонкая оправа очков. Она вскинула головку, по серьёзному личику проплыла улыбка и обнажила тридцать два безупречных в своей белизне зуба.

- Виктория Фёдоровна, голубушка, здравствуйте! А...

- Доброе утро, Неля. Я знаю, мы раньше приехали, подождём.

- Присаживайтесь, Виктория Фёдоровна! Кофейку? Чайку?

- Ты что будешь, дорогой? – Вика весело посмотрела на Кирилла, помогавшего ей снимать пальто. – Я буду чай, Неля, с лимоном, зелёный, без сахара.

- Хорошо-хорошо, одну секунду! А вы?..

- Кирилл, буду чёрный кофе, с сахаром.

- Очень приятно, Нелли.

- И мне очень приятно, Нелли, – не стал Кирилл, вслед за Викой, строгой интонацией приструнивать секретаршу маэстро, сказал просто, но с достоинством. Повесил всю одежду на вешалку, присели у стеклянного столика на кожаный диван.

Из секретарской в обе стороны от входа, находились ещё две двери. Одна, судя по заграничной отделке, принадлежала маэстро. Из второй, что – попроще, вдруг, как чёрт из табакерки, выскочил хромоногий тип. Тяжело опираясь на палочку, метра полтора в плешивой холке, и столько же в диаметре «талии», он искрился энергией. Ещё лишь приоткрыв свою дверь, толстячок радостно зашёлся криком:

- А-а-а, кто это там к нам пожаловал! Да это сама раскрасавица Викуля Перова! А-а-ах, девонька моя ненаглядная, здравствуй, лапонька!

Вика поднялась с дивана и они принялись троекратно обниматься со звучными чмоками в сторону. Причём, от Кирилла не ускользнуло, что они не целуются, а громко чмокают воздух возле щёк друг друга. Глаза же у обоих выражали щенячий восторг! Прямо кровные родственники повстречались после десяти лет каторги.

Наобнимавшись, тип приобнял за талию Вику и развернул её к Кириллу.

- Ну-у-у, не томи, Викуля, знакомь меня!

- Моисей Петрович, это Кирилл, мой друг! – светилась радостью Вика. – Кирилл, это Моисей Петрович, директор театра Руслана Миктюка!

Мужчины сильно и долго пожимали руки. Кирилл с внешне ненавязчивым усердием держал на лице чеширский оскал, и, судя по расслабленности Виктории, тем самым соблюдал этикет как надо, она явно им гордилась.

- Какой такой «Моисей Петрович»! – игрался директор, - для тебя, Викуля, просто Мося! Для тебя, Кирюша, я – Петрович, договорились?

- Не вопрос! – благостно подхватил Кирилл. Однако, внутреннее его напряжение только нарастало. Главное, держаться, - морально накачивал он сам себя.

- И чего вы тут уселись, дорогие мои! Айда ко мне, в мою скромную обитель!

- Моисей Петрович, - ласково ворковала Вика, – эта палочка у вас после того случая?

- Да! – горестно завопил директор. – Что б им пусто было! Отдубасили, думал, помру к чертям! Неля! Мухой! Чай и кофе! Коньяк! Не забудь!

- Одну секунду, Моисей Петрович! – донеслось из-за двери. Там действительно всё жужжало, свистело и позвякивало, секретарь явно знала своё дело.

Кабинет директора напоминал штаб-квартиру в осаждённом блиндаже. Плюшевый диван с подушкой в видавшей виды наволочке, пять телефонных аппаратов с забытыми кругляками набора, карта мира на стене, испещрённая разноцветными флажками. Выцветшие шторы, косой сервант из ДСП – битком набитый папками и книгами, те же гастрольные ящики по углам, только миниатюрней. Афиши-афиши-афиши на стенах. Календарь на год, испещрённый красным и синим фломастером нераспознаваемым почерком. Да, здесь шутки не шутили, отсюда руководили битвой на полях театрального бизнеса искусства, на войне как на войне. Культуре быть и точка, вот лозунг зама Моси.

Расположились на диване, хозяин, не глядя, запустил подушкой за стол, освобождая место гостям. Перед ними стоял резной столик, натурально, антикварный, только уж сильно потрёпанный, местами даже с отколотой инкрустацией. На него Неля в срочном порядке водрузила дымящиеся чашки китайского фарфора, молочник, нарезанный лимон на блюде, шоколад, хрустальные рюмки, бутылку коньяка – пузатую и с золотой надписью «ХО». Пепельница на столе уже стояла, и все дружно закурили, выложив напротив себя пачки сигарет и сотовые телефоны. Кирилл мысленно облегчённо вздохнул, что его КПК нормально смотрелся на этой выставке тщеславия. Сигареты Вика выложила, кстати, тонкие.

Неля наполнила рюмки коньяком и упорхнула.

- За встречу, Викуля! Как я рад тебя лицезреть, что называется, воочию, а не на экране! Ты знаешь, а вот догадайся, кто посоветовал Русланчику тебя на главную роль? Вот с одного раза, догадайся, а?!

- За встречу, дорогой Моисей Петрович, и за столь приятного патрона! – Вика улыбаясь поднесла рюмку к губам, церемонно чмокнула её, и, не пригубив, поставила на стол.

Кирилл на секунду встал в ступор. До этого он, что называется, краем глаза, следил за ними обоими и копировал их поведение: руку жал, сигареты и сотовый выложил, закурил, рюмку взял. Теперь же он, откровенно не знал, как поступить: уж очень вкусно пах коньяк, никаких клопов. Но Вика даже не пригубила.

На помощь пришёл директор.

- Ты, Кирюша, на неё не гляди! Не под каблуком, в конце концов! Ей сейчас с Самим общаться, ей нельзя. Это как беременность! А нам с тобой, не рожать! Нам можно! – он заговорщицки подмигнул Кириллу и запрокинул голову, вливая в рот коньяк, разом, весь рюмочный бокал.

В эту секунду Кирилл перехватил сигнал Вики: она просто моргнула, говоря, мол, да, пей. С чистой совестью он вылил содержимое на язык. И удивлённо застыл, хотя вида снова не подал. Коньяк не жёг. Это вообще слабо напоминало коньяк. Это была фантастическая жидкость, согревающая язык, щёки и нёбо, наполняя рот невероятным ароматом – тягучим словно карамель, глубоким и многогранным во вкусе, как настой тысячи трав. Кирилл подержал напиток во рту, медленно проглотил. Покивал, понимающе глядя на директора, отчего тот пришёл в новую фазу восторга:

- А-а-а! Ценитель у тебя, Викуля, кавалер-то! Понимает в тридцатилетнем коньяке! Не закусывает, знает цену! Смакует! Ах-х, как приятно с интеллигентными людьми по утру коньячка шандарахнуть!

Кирилл догадался, что слышал уже об этом коньяке. «Икс О», вспомнилось правильное название. О как, - подумалось, - жизнь на закат поворачивает, а удивлять продолжает...

- Так что это было-то у вас, Моисей Петрович? – продолжала Вика прерванный коньяком разговор. – Воры? Бандиты?

Директор поморщился, тема, явно была ему не очень приятна. Но, коньяк уже дал о себе знать, говорить толстячку, хотелось.

- Викуля, тебе, как родной, скажу! – и он перешёл на шёпот. – Только ты того, этого, не выдавай уж старика, который тебя боготворит!

- Да что вы, Моисей Петрович, в само деле... – Вика надула губки, изобразив оскорблённого ангела, чем ещё более распалила собеседника.

- Знаю-знаю, ты у нас – верх порядочности и совершенства! Прости идиота! Так вот: всё Русик виноват... Взял в позапрошлом году с лохов семьдесят штук зелени, обещался их бездарную пьеску поставить. Ну и... сама понимаешь...

- Понимаю, чего уж тут...

- М-да, а люди все нервные... Не на Русланчике же им отыгрываться. Он – Бог! Мировая величина. И из-за меня-то какой скандал был поднят, хотя мы и старались шуму не поднимать. А он недостижим. Вот и приходится вассалам графские тумаки получать... хе-хе...

- Грустная тема, Моисей Петрович, пусть её! Да и вы себя зря уничижаете: вся империя Миктюка на вас одном держится! Вы же – кардинал! Причём, абсолютно и не серый!

Оба собеседника лоснились от удовольствия, доставляемого им общением. Это могло продолжаться неизвестное количество времени, если бы Кирилл случайно не открыл рот:

- А что вы думаете, поставит маэстро ту пьесу?

Такие моменты, видимо, очень ценит МХАТ. На подмостках Первого Академического, сейчас бы грянула, обрушилась, разверзлась знаменитая бездна паузы. И каждый персонаж начал бы жить своей характерной жизнью, раскрывая пласты ролевой духовной натуры. Пофантазируем: Кирилл бы некоторое время сидел с открытым ртом вопрошающего, непонимающе глядя по сторонам и изумляясь всеобщей реакции на свой невинный вопрос. Потом, по задумке режиссёра, до него бы дошло тошнотворное положение, в которое он сам себя поставил перед присутствующими, и дальше – мысленно – он бы приступил к методичному харакири, публично, но и глубоко внутри себя. Вика бы зарделась румянцем стыда от того, что привела деревенщину в приличное общество и тем самым низвергла свой престиж в клоаку невоспитанности. Причём, в руках бы она непременно теребила крахмальный платочек, заламывая при этом руки. А директор, медленно выпрямившись в кресле столбом, постепенно бы принял позу Нерона, скривил оскорблённо губы и абстрагировался от разговора с чернью. Вот так это могло бы быть в объятиях бархатного занавеса с чайкой на полотне. Но. На этот раз, драмы не вышло.

Вика хитро улыбнулась Кириллу и парировала:

- Сатирик ты мой! Рюмка хорошего коньяку ещё не позволяет тебе язвить! Уже вижу, как ты свежую новеллу придумал! И думать забудь! Это же сам Миктюк!

- Да шучу я, Вика, что ты! Про Чубайса что написать, про Ксюшу «домовитую», даже про Маслякова – не вопрос! А Миктюк, это – святое, тут только мёд в рецензиях и могу, остальное – богохульство, честно!

- Вот то-то! – довольно захохотала Вика и чмокнула Кирилла в нос.

Всё это время Моисей Петрович беззвучно переводил взгляд с Кирилла на Вику, не понимая, как ему реагировать. Наконец, лицо его выдало догадку – это была шутка кавалера Перовой, который, явно, пишет рецензии или сатирические новеллы, что, в принципе, одно и тоже! Он расплылся в улыбке. Вика обняла Кирилла и сообщила директору:

- Гений пиара он у меня! Золотая голова! Весь шоубиз в очереди стоит за рецензиями!

- То-то я смотрю, - подхватил директор, - какую газету не открою, кругом – Перова на первой полосе! И мёдом уже по макушку залита! Попа от сладкого не слипнется? Ха-ха-ха!!!

- Фи, Моисей Петрович, вам самому надо по попе дать за такие вольности!

- Эт-т-т у нас тут запросто! – зашёлся хохотом директор.

Кирилл продолжал улыбаться с чуть высокомерным достоинством новой роли владельца медийного пиара – судеб столичного бомонда. Однако, почувствовал, как взмокла на спине резинка трусов. Действие коньяка начисто закончилось. Он хлебнул кофе и закурил.

В секретарской раздался шум. Все догадались, что пришёл Сам. Вика поднялась, директор вскочил и понёсся к двери, Кирилл стал подниматься. Вика воспользовалась тем, что директор уже ухал вокруг маэстро, вынула из сумочки ключи от «Мазды», сунула их в руку Кириллу, он кивнул и спрятал в карман джинсов. Приветствия в секретарской быстро сменились обычным разговором и затихли, прикрытые дверью в кабинете маэстро. Когда Кирилл намеревался выйти, в кабинет снова ворвался Моисей Петрович.

- А ты куда спешишь, писатель? Они ненадолго, обсудят контракт. Ну, там, по роли поговорят, репетиции назначат. Это быстро! А давай-ка ещё коньячку дерябнем с тобой?

- Не имею сил отказаться от такого нектара, - искренне ответил Кирилл.

- А вот и славно, а вот и здорово! – директор плюхнулся в кресло, откинул палочку, стал наполнять пузатые рюмки. – Ты, Кирюш, за Вику-то, держись! Я вижу, ты и сам, птица высокого полёта. Но, Вика уже – звезда! В её-то годы! Хороша девка! Ах, повезло ей, что с тобой пришла! Сразу все точки расставила! Не подумай чего, Кирюш, а только уж больно хороша девка!

Снова опустошили залпом. Подержали во рту, прикрыв глаза. Медленно проглотили и помолчали, ошалев от послевкусия. Растягивая удовольствие, покуда слюна не вымыла нектар. Закурили.

- Я, Моисей Петрович, сам понимаю... Сколько вместе, а, признаться, так и не понял, как с ней себя вести...

- У меня Викуля на глазах выросла. Я и с первым её, Стасиком, очень дружен был всегда. Одно скажу тебе, Кирюш: её удивлять надо!

- Ну-у, - уклончиво выдохнул Кирилл сигаретный дым. – Удивлять надо любую женщину. Это привносит в жизнь новизну и вдохновение, вы – творческая натура, вы понимаете, о чём я.

- Я-то понимаю, дорогой, - директор размышлял. Явно что-то вертелось у него на языке, и он думал, говорить ли, - а вот ты меня недослушал...

- Простите!

- Да нормально. Ничего просто так не бывает. Значит, и не надо-таки тебе этого слушать! Но, одно скажу: её надо удивлять, а самому стараться не удивляться. С причудой она! Но, а кто у нас в шоу-бизе без причуд? Мы все чудили понемногу, кто как-нибудь, кто... Ох, осторожней ты с ней, и ухо держи востро!

- Да это я уже заметил, но не понял.

- А и не гони коней, дорогой! Разгадывать женщину, это всё равно, что наблюдать, как расцветает роза! Наслаждайся! – он глубоко затянулся, и поёрзал на кресле всеми своими телесами. – А расскажи, Кирюш, что любопытного за ней заметил, а? Мне жуть это как интересно! Ну, между нами!

- Моисей Петрович! Хорошо тут у вас... Но, признаться, некогда мне, чесс слово! – он вынул из джинсов ключи, потряс ими, - вот хотел ещё свечи проверить, пока Вика занята, что-то кажется, троит у меня в движке.

- Слова не мальчика, но мужа! Коньячка с утра и за руль, это по-нашему! Уважаю! Ты и впрямь, орёл, Кирюша, рад знакомству, заходи в любое время, мои двери для тебя – настежь!

- Спасибо на добром слове, - улыбался Кирилл, поднимаясь. – Мне Вика много о вас рассказывала, но я и не думал, что вы и в правду, такой замечательный и приятный! Честь имею! Буду рад заглянуть!

- А ты на репетиции приходи! – директор коньячно-радушно провожал гостя до дверей из секретарской. – Мы с тобою тут кофейку попьём, пока наши будут творить!

- Обязательно! – Кирилл протянул для пожатия руку, но директор крепко обнял его на прощание, гремя палкой по стенам, и издал над ухом первый чмок.

- Иди сюда, чего ты как не родной!

Пообнимались, звучно простились. Пулей выскочил Кирилл на свежий воздух.

Не зная, следят ли за ним, Кирилл действительно открыл капот «Мазды» и заглянул в движок. Всё чистенько, явно, хозяйка регулярно посещает салон. Проверил масло, нормально. Покрутил «крокодилы» на аккумуляторе, сидят крепко. Сделал вид, что ещё что-то подрегулировал. Долго протирал руки «ветошью» (перчаткой) у раскрытого капота.

Вот идиот... Челюсти сводило, и он двигал ими как Шварцнегер, жующий сигару. Самое тяжёлое в нелепой ситуации – быть её виновником. Если бы Виктория не всунула ему ключи от машины, ехал бы сейчас Кирилл на трамвае к трём вокзалам. И к чёрту портфель со сменой белья, он остался бы на память «звезде» о провинциальном полудурке. И, отныне, любое появление Перовой на экране, означало бы для него – приступ жгучего стыда. Вот же ёлки-палки, одно неверное движение, и ты – отец... одна неуклюжая фраза, и ты – осёл. Трансформации, присущие в животном мире исключительно человеку.

Ждать пришлось долго. Учитывая общее состояние Кирилла, ему показалось, что он играл в телефонный тетрис целую вечность. Игра глупая, но – единственное, что словно медитация, успокаивала его ум. Мысли переставали скакать, эмоции отступали и теряли силу. Мозг переключался на логику в поиске выгодных решений для размещения цветных фигурок.

А, что, собственно, произошло? Ну, намекнул он жуликам, что они – жулики. Ах, как некрасиво! Ай-ай-ай, невежа. Конечно, победителей не судят, а гениев по мордасам не стучат. Гениям много чего такого прощается, за что страдают их холопы, на которых порой и отыгрываются, как в данном случае. Что позволено Юпитеру... А, с другой стороны, что позволено Юпитеру, в наше время творит любой бык. Разумеется, быки менее ценны, а Юпитеры, наоборот – несут культуру в массы. И, судя по всему, не на сцене, когда они эту культуру не несут, то мало чем от тех же масс быков отличаются. Вот и весь сказ. И идите все к чертям. Так решил Кирилл.

Решить-то, он конечно, решил.

А что скажет Виктория Фёдоровна? Вот в чём вопрос. Да, Миктюк – гений, а его директор – уважаемая личность. Но, по большому счёту, плевать он хотел на них, пусть живут как хотят и поступают сообразно резиновым возможностям своей совести. Это не его дело. А вот Перова, это, почему-то теперь стало – его делом, его чувствами, его мыслями и переживаниями. Очень хотелось сгладить неловкость, в которую он её втянул, и из которой она его так профессионально вытащила, даже глазом не моргнув. Ох, сколько наплели всего, игра в дурака два на два, ты не валишь меня, я тебя. Она – умница с невероятной реакцией и способностью к импровизации. Профи, что тут говорить...

Сходит ли она когда-нибудь со сцены?

Спускается ли в мир?

Вот в чём вопрос.

Через дорогу Кирилл заметил цветочный киоск. То, что нужно(!), мелькнула мысль. Он сбегал, выбрал тринадцать роз всевозможных цветов и размеров. Подумал, добавил туда по одному цветку всего, что вообще было представлено. Получился не то что бы – букет, а... цветочный сноп.

- Оформлять? – восточная женщина-продавец лет пятидесяти невозмутимо взглянула на покупателя. Либо у неё тут место такое, подумалось Кириллу, что экстравагантные поклонники Миктюка ей уже приелись своими выходками, либо… Восток, дело тонкое.

- Да и так, вроде бы оформлено получилось...

- Как хотите.

- Ну, в целофанчик можно завернуть, и ленточка вон та, перламутровая, подойдёт.

- Ага.

Настроение улучшилось. Пелевин прав: простившись с порядочной суммой денег, можно «откупиться» от депрессии. А вот, к тому же, цветы приобрести, так это просто «контрольный выстрел». Кирилл надел на лицо снисходительную улыбку и решил поступить следующим образом: он специально издевался над Моисеем свет-Петровичем, а вот такой вот он – загадочный во все стороны. И вот непредсказуемый вот такой. «Бе-бе-бе!» - как говорит Перова.

Постарался максимально выигрышно опереться седалищным нервом на дверь «Мазды», букет как дитё на руке, нога на ногу, закурил. Ждёт. Чёрные очки бы... Ну да ладно, хватит и высокодуховного цинизма во взгляде! А то! Мы тоже следим за «находками» голливудских режиссёров.

Ему повезло, сигарета ещё горела, и Вика появилась в дверях театра.

Она шла наотмашь, полы пальто распахивались на ветру, голова высоко задрана, улыбка. Распахнула руки, словно бежала к нему. Шарф развевался. Публика на остановке глазела с нескрываемыми любопытством и завистью. Хотелось запечатлеть эту сцену с трёх камер и прокрутить на замедленной скорости.

- Безумец! Как их много! – она схватила цветы в охапку и стала ласкать бутоны щеками.

- Я не знал, какие твои любимые, поэтому набрал все!

- И не ошибся! Ах, как здорово! – звучно чмокнула его в губы. – Немедленно едем отмечать! Меня утвердили на роль, контракт подписан!

- Поздравляю, дорогая!

Они ещё раз, но уже более продолжительно чмокнулись. Речкой пахли её щёки. Детской рыбалкой на заре. Губы упруги и мягки одновременно. И тут Кириллу показалось, что глаза её блестят не только реальной радостью, а есть в них ещё и тот самый безумный блеск. Но и от Виктории было ничего не скрыть: она перехватила его внимательный взгляд и... зажмурилась, счастливо улыбаясь. Он распахнул ей водительскую дверь, усадил. Когда обошёл авто и сел сам, цветов в её руках уже не было, они покоились на заднем сидении, а Вика заводила машину. Выруливала она от театра снова сквозь толпу на остановке, затем через две сплошные на встречку, что бы просто ехать в обратном направлении. Как поёт БГ: «Нам, русским, за границей, иностранцы ни к чему...» Какие такие правила для Звезды?

- А лихо, ты его, Кирюша, прижучил! Я просто насладилась!

- Да что уж... эт-т я так...

- Не, правда! Мне-то самой нельзя, не резон, сам понимаешь. А ты, как понял, что – сторона, взял и прижал ему хвост! Вот я смеялась про себя!

- Да уж...

Долго крутились по переполненным транспортом улицам, наконец, припарковались на газоне у ресторана «Тибетский слон» на Дмитровке. Название соответствовало внутреннему убранству – словно в Тибете разобрали по досточкам монастырь и оформили всем этим изыском московскую едальню. У гардероба же и случилось интересное событие. Хостесом в дверях заведения стояли две восточные официантки киргизской наружности, охранник, гардеробщик и неясных лет девушка-администратор. Последняя и привлекла внимание нашей пары. Причём, Кирилл силился опознать знакомое лицо, а Вика от удивления вытаращила глаза. Весь её актёрский профессионализм в данном случае сплоховал, она явно не знала – как реагировать и пребывала в замешательстве.

Уклончивых лет администраторша подала Вике явный знак «цыц!», послав вместе с жестом (палец у губ) умоляющий взгляд. Мгновение, и дама снова – великодушная хозяйка с улыбкой скалы. Пожав плечами, Вика продолжила начатое – сняла с помощью кавалера пальто и повертелась у зеркала.

В дверь вошла следующая пара. Администратор зыркнула в сторону, там стоял дотоле неприметный мужчина в костюме. Мужчина кивнул и исчез за портьерой. Администраторша расплылась в улыбке и двинулась к вошедшим.

- Добрый вечер! Мы рады приветствовать вас в ресторане «Тибетский слон»!

- Здравствуйте, - сухо сказала дама. – Я заказывала столик на двоих в отдельном кабинете.

- Вы Софья?

- Да.

- Уважаемый Юрий Селихов! - с торжественностью дамы ЗАГСа заголосила администраторша, - мы бесконечно горды, что такой уважаемый человек посетил наш скромный ресторан и решил отметить у нас свой день рождения!

- Тут ошибка... – удивился кавалер и покашлял. – Митрофановы мы.

- Что за ерунда?! – возмутилась дама. – У меня стол заказан на меня и мужа.

- Никаких ошибок у нас быть не может! – честно призналась администратор. – Софья и Юрий Селиховы. Вы – Софья. А вы – Юрий?! (именинник кивнул и сглотнул) Замечательно, у меня так и написано, проходите пожалуйста, прошу вас! И ещё у вас будут два гостя, у меня и это помечено, стол накрыт!

- Но нас только двое... – попыталась сопротивляться дама, но махнула рукой.

Во время этой нелепой беседы паре уже помогли снять верхнюю одежду (причём охранник так же принимал в этом участие), и они прошли в кабинет. Недоумение на лице мужа пропечаталось и так и застыло.

Администратор закрыла за парой двери, пообещав, что сейчас всё выяснит. Возвращаясь, она распахнула для Вики объятия.

- А я сама мечтала занять этот кабинет! – пожаловалась Вика, чмокая возле уха даму.

- Нее, на сёдня тут занято, - чмокалась администраторша. – Привет, Викусь! Меня заказали.

- Да я уже поняла, - хохотала Вика, - привет, Анжелка! Хочешь, и я присоединюсь? У них есть бюджет?

- Смеёшься? Кризис! Мне еле наскребли. Я вас сейчас недалеко от них усажу, коры поснимайте!

Она проводила их на стратегически выгодные позиции, теперь с их столика хорошо просматривалась дверь кабинета. Изучая меню, наша пара продолжала наблюдать за ходом событий. Вдруг потолочные динамики перестали изливать тантрические рулады дамару и канлин*. Секундная тишина с еле слышной микрофонной возней и:

- Дорогие гости ресторана «Тибетский слон»! Мы с гордостью вам сообщаем, что сегодня, свой день рождения, в нашем ресторане отмечает знаменитый тренер российской сборной по баскетболу Юрий Селихов! (отовсюду раздались сумасшедшие аплодисменты) Желаем уважаемому тренеру новых спортивных достижений и побед! Виват, Россия! (Снова овации).

- Узнал Анжелку Неелову? – выглянула из-за раскрытой папки меню Вика.

- О! Неелова! – чертыхнулся Кирилл. – А я думаю, что за чёрт, откуда я её могу знать! Да я кучу фильмов с ней смотрел! А что она...

- Смотри-смотри!

К двери «кабинета» подошли два амбала-негра в шарфах российской сборной и таких же спортивных шапочках. Следом миниатюрная официантка несла торт в виде баскетбольного мяча. Негры вломились в «кабинет» почему-то с футбольными воплями «Оле-оле-оле!!! », далее непродолжительные кличи на английском. Пауза и хохот именинника. Из двери вышла одна раскрасневшаяся официантка и отчиталась перед Нееловой:

- Всё как надо. Негры его доканали и он понял, что это розыгрыш. Счастливый сидит, негров не отпускает и попросил для них тоже еду принести и бокалы.

- Ну всё, дальше вы уж сами рулите.

- Спасибо, Анжела Демидовна!

- Не во что, - снизошла актриса и направилась к Вике. – О, работка, а, Викуль! Пять минут позора, и гонорар больше чем за спектакль!

- Присаживайся, - Вика предложила стул рядом с собой. – Это Кирилл.

Кирилл хотел привстать и начать любезничать, но передумал, видя, что Неелову он не заинтересовал. Подошла официантка, приняла заказ от них двоих.

- Я уже сытая, час тут торчу, - объяснила Анжела, отхлёбывая принесённый с собою коктейль. – Викуль, когда там у нас следующие приключения Гекельберри Финна? Не помню ни черта! Записываю, но, как в анекдоте, забываю – куда записываю!

- Сейчас я гляну расписание, - сказала Вика, вынула ежедневник, полистала его. – Вот, нашла: «Приключения Гекельберри Финна», Марк Твен, следующая пятница. Умнов на Бронке. Номер дома подсказать?

- Ну, это я помню, дорогая, не издевайся.

- М-да? А какой номер дома?

- Я визуально помню!

- И то слава Богу! Ладно, Анжельчик, дай же мне с ухажёром полюбезничать! Не на тебя же мы пришли сюда глядеть! – ангельское лукавство слышалось в голосе Виктории.

- Ой, блин! Точно! Прости, дорогая! Давай почмокаемся и побегу я, у меня Гришка голодный, эти нянечки в последнее время, одно недоразумение!

- Беги-беги, до пятницы, Анжелик!

- До пятницы, Викуль! И вам не хворать! (это уже налету к Кириллу).

Умчалась.

- Вот полоумная, - грустно усмехнулась Вика. – Ничем не брезгует. А что поделать, до сих пор квартиру снимает, и мужа нет. Вот и соглашается на эти розыгрыши.

- Так вот что это было... – деланно удивился Кирилл. – Так в столице развлекаются?

- Ага. Это ещё мелочи. Подумаешь, почувствовал себя в кабаке пять минут тренером российской сборной. Думаю, удовольствие недорогое, тыщи полторы «зелёнки». Вот такая вот фантазия у его супруги.

- Да уж... Не густо за полторы тонны.

Где-то в дверях Анжелу взял под локоток неприметный человек в костюме, и вложил ей в предварительно раскрытую актрисой сумочку, серый конверт. Спектакль окончен, публика ликует, занавес!

Следующая глава      Вернуться в раздел "Романы"      Вернуться в начало страницы