4-5.01.06г.XXIв.МВ

В город пришла настоящая зима.

Конечно же, всего на два дня, но зато - под Новый год. В отсутствии ветра, снежинки в полёте расслабились, потягивались как спросонья всеми своими кристалликами и превращались в широченные хлопья. Они лениво кружились над проспектами и в переулках, снижая видимость отважным водителям очумелого городского транспорта почти до нуля. Причудливые узоры ангельского пуха застревали в воротниках спешащих граждан и дети с изумлением рассматривали шагающих по улицам снеговиков, кои совсем недавно были просто "взрослыми", а теперь маршировали предвестниками надвигающихся каникул.

Сергей ждал своего автобуса и, от нечего делать, пялился себе на воротник, удивляясь геометрической точности узоров в снежинках. Количество лучей у этих белых шедевров не поддавалось никакой логики - и пять, и шесть, и: ну, в общем, сколько хочешь. Или, точнее, сколько кто-то там наверху пожелал.

Но в подоспевший автобус Сергей не попал.

Завидев выворачивающий к остановке "4-х сотый", белесый от снега и ожидания народ надавил на впереди стоящих, и Сергей поскользнулся. Хвататься за пихающихся граждан было бесполезно, поэтому он просто рухнул на мостовую, успев подтянуть локоть под приземляющуюся плоть. Но, как позже оказалось - зря. Снег не успел ещё стать мягким покрывалом, а тело у Сергея оказалось плотнее в своём зимнем наряде, чем то могла вынести впопыхах подставленная рука. Словом, что-то хрустнуло в плече, не говоря уже о дикой боли в самом локте. Сергей чертыхнулся неумелым матом, собрал себя с земли и встал. Автобус захлопнул двери, отчаливая как белый теплоход - окна, подсвеченные изнутри и сильно обледенелые, превратили его в покачивающийся круизный лайнер.

Сергей ощупал руку, покрутил ей и убедился, что перелом - возможен. От болевого шока эмоции ушли на второй план, надо было действовать, день подходил к концу, скоро всё закроется. Повертел головой, глядя по сторонам и соображая, вспомнил, что на углу есть травмпункт. Вздохнул, туда и отправился, придерживая левую руку.

- Имя-фамилия, - гнусавила очкастая докторша.

Ей было за шестьдесят, а на такую пенсию не проживёшь. Она с утра до ночи и с ночи до утра занималась разбитыми об асфальт и кулаки носами, глазами и ртами. Она дышала перегарами избитых граждан или несщадно разрезала ножницами грязные штаны сломавших ноги. Её можно было понять.

- Приём оплатили? А рентген оплатили?

- Доктор, - стонал понимающий Сергей. - У вас на столе оба чека, а у меня в руках мокрый снимок, как вы считаете, всё ли я сделал?

- Не умничайте, больной, покажите, что там у вас. Рука? Ну и раздевайтеся до пояса, Ван вас скока в коридоре, каждому объяснять надо.

Уже не споря с дамой в очках черепашьей оправы, больной снял одной рукой свитер и футболку. Доктор пальпировала его плечо и локоть, покивала, глянула на свет лампы рентгеновский снимок, покивала, пописала в книжечку, затем в бумажечку. Сергей отметил её старания в каллиграфии - старушка напрягла губки, высунула кончик языка и прикусила его, наклонила голову к самому столу и старательнейшим образом выводила буковки в рецепте. Словно и не врач, те своей латынью запросто ляпают по бумаге, словно соревнуются в загадочности написанного, или издеваются над аптекарями.

- Держите рецепт, мазь купите тут на углу. Нет у вас ничего. Так, гематома вылезет, да пройдёт. Вам больничный нужён? Кем работаете?

- Музыкант. Гитарист.

- О-о-о, милый, на пару недель забудь. Так чё, писать больничный-то?

- Нее, не надо: Я просто позвоню:

Распрощавшись с владелицей кафельного подвала, Сергей снова вышел на улицу. Вот тут-то он и начал приходить в себя. Да так начал, что, задумавшись, так и отмахал пешком все три остановки, добравшись до своего дома уже без всякого автобуса.

А дело было вот в чём.

Сергей слыл одним из самых виртуозных музыкантов города. Он по вечерам играл сольную программу по разным клубам. Собственную программу, то есть - свои произведения в стиле фламенко. И вот уже четвёртый десяток лет его жизнь протекала в едином ритме: утром (в 11 часов) - кофе и пара часиков за гаммами, обед под аккорды Куинджи или Виуса, и ещё три часа работы над сольной программой. Потом - созвон с очередным импресарио и уточнение времени выступления и адреса клуба. Дальше, понятно, само выступление. А тут - декабрь месяц, компании устраивают благотворительные пьянки для собственных сотрудников, дабы те забыли про "тринадцатые зарплаты" и прочие канувшие в лету бонусы. И, как следствие - горячий месяц для музыкантов. Можно забыть. Этот новый год он не проведёт в окопах кулис с гитарой на перевес. Он временно комиссован с полей сражений за лавэ. Он в госпитале собственной квартиры будет разрабатывать раненные суставы.

Этим же вечером пришлось совершить штук пятнадцать звонков и отменить свои выступления, объяснять, извиняться, принимать сочувствие озлобленных импресарио. Что ж, на этот раз им - не судьба нагреться на его таланте, а ему - не судьба получить финансовую сатисфакцию за оный талант и миллионы часов сидения над гаммами.

Утро только огорчило.

Рука болела не меньше, а три пальца на руке - просто онемели. Средний, безымянный и мизинец вступили в преступный сговор и отказались не только "выходить на работу", но и что-либо делать вообще.

Сергей понял, до какой степени не обращал внимания на драгоценных забастовщиков, когда: 1) Не смог нормально застегнуть пуговицы на рубашке; 2) Не удержал тарелку в раковине (благо стекло не бьющееся); и, наконец - 3) На кухне разбил яйцо, вынимая его из холодильника левой рукой. Ползая по кухне с тряпкой и размазывая мерзкую яичную жижу по линолеуму, Сергей окончательно признал важность функциональности всех верхних конечностей для музыканта. И мысленно повинился перед левой рукой, пообещав, что отныне будет очень внимателен во время упадания с небес этой белой гадости, скрывающей лёд под ногами музыкантов. Попутно он, мысленно же, пожелал и водителю того злополучного автобуса, и разухабистым гражданам пассажирам, и, вкупе, очкастой тётке из кафельной катакомбы - очень много: лет радости и благоденствия.

День прошёл, а жизнь изменилась.

Включил магнитофон и понял, что пока - не надо. Раньше он всегда мысленно повторял пассажи коллег и, при случае, хватал гитару, что бы тут же эти пассажи оживить, тем самым обогатив и собственные возможности в импровизации. Теперь, осознание того, что он пока не может играть на гитаре так ошеломляло, что прослушивание любимых концертов стало пыткой.

Выключил магнитофон.

Улёгся перед телевизором. "Новости" перетасовывали политические брэнды, старательно скрывая, кто на этот раз оплатил им подачу информации именно под этим углом. Фильмы пережёвывали вечную тему треугольной любви. Ток-шоу стригли купоны с отсутствующих мозгов граждан, мусоля злободневные вопросы супружеской верности и мужниного алкоголизма. Муз-каналы в режиме нон-стоп долбили шабаш трёх аккордов на фоне русскоязычного, но абсолютно непонятного текста. И над этим всем ярким шатром раскрылась реклама, демонстрируя вкусы и нравы наступивших на страну времён. После часа просмотра этого визуального узурпатора, Сергей почувствовал, что отброшен в развитии на многие годы назад. Встряхнул головой, словно пытался вытряхнуть обратно все полученные впечатления.

Выключил телевизор.

Так прошёл день. Очень непривычно и неуютно.

На следующее утро рука не обрадовала изменениями к лучшему. Стало понятно, что двумя неделями тут не отделаешься. Даже если, спустя этот срок, пальцы и восстановятся, то разрабатывать их до прежней формы понадобится ещё столько же времени. Итого, месяц, как минимум. Что делать?

Вот от этакого безделья, Сергей, сидючи на кухне и попивая чаёк, принялся разглядывать свою старую записную книжку. Оказалось, что за годы его гитарного рая утекло много воды. И живых лиц в этой воде реки Леты растворилось также предостаточно. Одни вспоминались с трудом, другие фамилии и имена Сергей как ни силился, восстановить в памяти не мог вообще. Наткнувшись на колонку одноклассников, он ничего лучше не придумал, как начать обзванивать всех по списку. Где-то отвечали, что таких тут уже нет, где-то не брали трубку или детский голос сообщал, что родители на работе. Откликнулась Верка Сологуб.

- Серёжка: ты?! Какими судьбами?

- Ну так: в одном городе живём, как тут увидишься?

Посмеялись, Вера никуда не торопилась, и они принялись выяснять, кто кого из однокашников видел, что с ними, как и с кем, и сколько раз. Сергей много чего узнал, а особенно был удивлён своему неведению ни о ком из прежде близких людей. И так бывает. В одном же городе живём. А иные - далече.

Пришло время рассказать о себе. Рассказал, особо не представляя, в состоянии ли Верка оценить его "временную потерю". Кстати, это осталось неясным. Однокашница помолчала в трубку, видимо, выражая тем самым своё сочувствие, а затем предложила самое простое решение проблемы:

- Серёж, ты же после школы на журфаке учился?

- Ну, - неопределённо подтвердил собеседник, силясь вспомнить годы молодые и бесшабашные. - Только не помню сколько. По моему, пару курсов не закончил. В армию ушёл, а там уже и в музыку.

- А этт и не важно, дорогой. Моего слова хватит. Тут вот что: моя подружка, Светка, открыла газету, может читал, "Ахметьевский вестник"? (на обратной стороне молчание и сопение) Да где тебе газеты читать! Итак, открыла, хорошая газета. У неё журналиста на местные новости не хватает, вчера как раз жаловалась. Я позвоню, а ты - иди к ней. Вот месяц и прокантуешься. Про "ёлки" попишешь, не всё ж тебе лабать на них, со стороны посмотришь. Свежий взгляд. Ок?

Аргументов для отказа Сергей не нашёл. Просто оглядел опостылевшую за сутки квартиру и - согласился. Абы чем заняться, какая разница? Да и деньги зарабатывать надо. В общем, нам ли быть в печали, что журфаков не кончали? На том и договорились.

Редакция размещалась на первом этаже высотного здания. В коридорах слегка пахло поликлиникой. Длинный тоннель коридора и куча дверей с табличками или банальными номерами. Снуют дамочки с папочками, деловые мэны в костюмах тройках, верещат сотовые телефоны - серьёзный рабочий день. И тут по коридору застенчиво шагает угрюмый Сергей в свитере с начёсом и меховой кожанкой на плече. Чем не журналист? Нормально.

Нашёл нужный офис - дверь с табличкой. Постучал. Не дождался ответа, сам открыл и зашёл. Длинная комната с рабочими столами по периметру, за которыми спинами друг к другу сидят люди и щёлкают по клавишам клавиатур. Будущие коллеги. Извинился, отвлёк дамочку в пурпурной кофточке, спросил, где кабинет Светланы Степановны. Получил вместо ответа кивок в сторону. Поглядел по указанному направлению - дверь с табличкой "Главный редактор". Нашёл.

У Светки (так, вторя Веркиным словам назвал её для себя будущий сотрудник) в этот момент шло совещание и вокруг длинного редакторского стола сгрудилось человек шесть неопределённого пола и возраста, все с сигаретами и никто, кроме хозяйки кабинета, даже не посмотрел в сторону вошедшего, все были заняты новыми гранками. Светка махнула рукой и крикнула через спины, что "сейчас".

Сергей присел в сторонке у широкого подоконника и стал разглядывать номера "Ахметьевского вестника", разбросанные тут же. Действительно, ничего газетка. Красочная. Заголовки не тупые и не крикливые. Работают люди и дело своё, видимо, знают. Что ж, поживём, пожуём:

- Первый раз видишь?

Светка уже стояла за спиной у Сергея и приятно щурила один глаз. Понятно было, что работа эта ей нравится.

- Да как сказать:

- А как есть, чего церемониться! Светлана. - сказала Светлана и по мужски протянула руку для знакомства. Сергей пожал крепкую ладонь и так же представился. Оба одобрительно кивнули и улыбнулись.

- У меня сейчас совещание, Сергей, в шестнадцать сдаём материал.

- Да я подожду:

- Да чего ждать. Я предупреждаю, так как не смогу пока тебе нормально время уделить. В общем так: ты принят и вот тебе первое задание. К завтрему составь материал на один "А" четвёртый двенадцатым "роменом". Комп есть дома? Или тут будешь писать?

- Есть. Дома буду. А что за задание?

- Отлично. Поднимешься на лифте: Люда!! Беги сюда!

Подбежала люда - в очёчках бантиком и остренькой мордашкой. Сергей успел подумать, что люда, должно быть, жареные факты чувствует своим заострённым носиком. Тем временем редакторша продолжала уже обоим.

- Людочка, проводишь Сергея до лифта, объяснишь всё. Пусть едет на двадцать второй, быстро пройдёт через "лепрозорий" в ординаторскую и спросит Любовь Павловну. Сергей, Любовь Павловна - старейший работник и главврач здешней онкологии. Просто обсуди с ней два момента - какие они хорошие и какие у них проблемы, понял? Вот и славно. Завтра работаем с одиннадцати, но приходить можешь к обеду. С материалом. Всё, бай! Всмысле - до завтра! Всё, пошли, пошли оба, мне некогда!

Она мило, но дежурно улыбнулась на прощание и тут же влилась в гущу спорщиков над гранками, подхватив их разговор с полуслова. Люда увлекла Сергея прочь из кабинета. Вышли в комнату с кучей столов и люда указала на один из них, пустой, сообщив, что отныне этот стол - его. Подошла к столу, похлопала ящиками, вынула блокнот и несколько ручек, передала их Сергею, уточнив что "для работы". Дале проследовали в знакомый коридор.

- Значит так, Сергей. Вы сейчас выйдете обратно в холл здания и там увидите четыре лифта. Первым слева не пользуйтесь, он всё равно не открывается на этом этаже и к тому же грузовой, заходите в любой другой. Едите на двадцать второй, там как выйдете, по сторонам не смотрите, сразу на направо и через три стеклянных двери в ординаторскую, ну а там спросите Любовь Павловну. Ясно? Ну и привыкайте записывать, когда вам объясняют как и куда добираться и к кому обращаться. Это экономит время. А я с вами пока прощаюсь, до завтра!

Сергей кивнул, старательно записывая весь этот каламбур в новенький блокнот. Когда закончил, Людочка смотрела на него нетерпеливым взглядом.

- Вопросы?

- Откуда больница в бизнес-центре?

- Всё наоборот, это бизнес-центр в больнице. Тут раньше целый научный институт был, а теперь осталась клиника и только на верхних этажах. Остальное - офисы. Ещё вопросы?

- Что за лепрозорий? Там прокажённые что ли?

- "Лепрозорий" или "Отделение смертников", так мы между собой это называем. Как оно там звучит по научному, я не знаю. Это отделение у них в онкологии, куда свозят умирать самых безнадёжных. Так вы там быстренько пробегите. И на обратном не сядьте в грузовой лифт, они там трупаков возят по прямой, с двадцать второго на минус второй, в морг. Ну, все вопросы?

Сергей кивнул, и Людочка умчалась под звоны сотового телефона.

Ничего себе, - думал Сергей, направляясь к лифтам, - они бы ещё булочную тут сделали. Вот откуда в коридоре воняет лекарствами. Удивительно, что трупного запаха нет. В таком месте хорошо издавать газету "Закат коммунизма":

Вздрогнув возле крайней слева шахты, Сергей успел заскочить в закрывающуюся кабину второго лифта. Потеснив попутчиков нажал на табло свой этаж, лифт спокойной ракетой двинулся ввысь, играя перегрузками как палуба лайнера - он вверх и у тебя низ живота опускается глубоко в брюки, он останавливается и ты ангелом продолжаешь полёт, теряя вес. Даже приятно. Или, лучше, как у Хармса - "И стало щекотно:"

Наконец, дверь раздвинулась на двадцать втором.

Только Сергей двинулся направо, как его пыл охладили грубым "Поберегись!". Отшатнувшись, он пропустил в грузовой каталку, накрытую простынкой. Санитары, сопровождавшие "груз 200" загнали каталку в кабину и чёткими движениями выпихнули наружу стремящуюся последовать за ними женщину. Им помог подоспевший доктор, крепко взяв извивающуюся даму за локоток. Дверь шахты задвинулась и дама чуть не свалилась в обморок. Доктор волшебником вынул из кармана ватку с запахом нашатыря, привёл даму в чувство и зашептал ей на ухо:

- Таисия Сергеевна, держитесь, мужайтесь, это природа, без этого никак! Пойдёмте с вами в курилку, пойдёмте, пропустим по сигаретке:

Он продолжал ворковать и дама стала сдаваться. Она только задержалась возле Сергея, роясь в сумочке, вынула пачку сигарет и попросила его подержать сумочку. Сергей послушно взял из рук дамы её сумку, а та двинулась в сторону двери с надписью "Exit", увлекаемая говорливым доктором. В дверях дама снова задержалась, вынула из пачки сигарету и неловко нагнувшись положила её на порог. Затем закрыла пачку и, держа её в пальцах как сигарету, стала оглядываться в поисках зажигалки.

Сергей заворожено глядел на эту сцену, продолжая теребить в руках ручку дамской сумочки. Потом очнувшись, проследовал за этими двумя в курилку - сумку надо было вернуть. Выйдя на лестницу, новообращённый журналист сразу и окончательно забыл своё задание. На лестнице стояли, сидели и даже лежали люди с тааакими глазами, что холодный пот тут же каплями стал стекать по спине. Дамочка уже курила, не обращая внимание на доктора и монотонно покачиваясь, зато все остальные оживились и кинулись к белому халату как к мессии. Из гомона человеческих голосов Сергей разбирал только отдельные фразы: "Доктор, ну пообещайте:", "Не говорите этого слова!..", "Доктор, вы же - доктор! Ну сделааайте что-нибудь.."

Стон и плач наполняли лестничные пролёты.

Вдруг на плече Сергея повисла молоденькая девушка, стараясь заглянуть ему прямо в глаза, её лицо разбухло от слёз, а губы шептали: ": подтвердите, скажите ему, что этого не может быть! Смотрите, какая я молодаяяяя:" Девушка повисла у него на шее и зарыдала. В секунду Сергей понял о чём она говорит и сердце его скрутило стальным жгутом, а глаза наполнились неожиданной влагой. Он обнял девушку и старался что-то ей сказать, но горло пересохло и одеревеневший язык отказывался шевелиться. Когда к доктору пробрался сквозь толпу молодой папа с ребёнком на руках и забормотал: "Что я с ним буду делать без неё?..", Сергей понял, что он уже рыдает вместе с этой толпой обезумевших от горя людей. И что скоро он сам сойдёт с ума.

Сергей подвёл девушку к даме без сумочки, и передал той обе ноши как эстафету. Две женщины только обнялись и зашлись в истерике. Это уже был не плач, не рёв, этот звук скрипом залезал под черепную коробку и сверлил зубной болью. Мимо продвигался к входной двери доктор, Сергей так же, не делая резких движений стал отступать.

Когда Сергей плотно прикрыл за собой дверь, он заметил, что доктор ждёт лифта. Рядом с ним стояли ещё две женщины в белых халатах и колпаках. Ни секунды не раздумывая, Сергей присоединился к ожидающим. Они с пониманием взглянули на него и кивнули. Дверь лифта распахнулась, все четверо вошли быстро и без шума. Давешний доктор и пожилая дама остались у двери, а Сергей и молоденькая сестра прошли вглубь кабины. В момент, когда закрывалась дверь, Сергей вспомнил, что не нажал кнопку своего этажа, глянул на табло и осел - там было только две кнопки: "-2" и "22".

Лифт не плавно, а резко бросился вниз, словно оборвались удерживающие его тросы. Всё внутреннее естество Сергея зависло в перегрузке где-то под потолком и дыхание на время прекратилось. И всё же он успел заметить, как доктор наклонился к уху дамы в колпаке и сказал:

- На этот раз, давайте, пожалуй, вы начнёте?

Колпак кивнул и дама слегка присев, начала бешено щекотать доктора. В этот момент лифт достиг нижнего этажа и стал резко тормозить. Гортань, желудочный тракт и кишечник Сергея впервые так ярко сообщили ему о своём наличии - они словно расплющились внутри его тела, распластавшись с обеих сторон позвоночника. Все четверо находящихся в лифте осели на пол, но доктор успел нажать кнопку на табло до того, как откроются двери.

Лифт лязгнул всеми своими металлическими суставами и ринулся вверх. Сидящие на корточках пассажиры - распластались по полу. Этот лифт не церемонился с грузом, в отличии от своих соседей. Ему это было - незачем. Сергей услышал смех. Он повернул голову и увидел хохочущего доктора, которого продолжала щекотать дама в колпаке. Тут же Сергей почувствовал, что и его рёбра подвергаются умелой щекотке. Это занялась Сергеем молодая медсестра, сохраняя на лице выражение упорной работы. Толи от щекотки, толи от этой юной гримасы, Сергею стало смешно и он хохотнул. Затем ещё и ещё. И тут лифт стал резко входить в пике, достигнув знакомый этаж, внутренности взмыли к потолку, толкая изнутри рёбра, которые продолжала щекотать медсестра. Уже хохоча, Сергей увидел, что дама в колпаке вновь нажимает кнопку "-2", не давая дверям распахнуться. Теперь уже и дама похохатывала, так как они с доктором теперь уже оба щекотали друг друга. Вторя доктору, Сергей стал щекотать медсестру, полёт проходил нормально и сестра начала улыбаться:

После шестого полёта, когда лязгающий лифт вновь вернул их на двадцать второй этаж, все четверо поднялись с пола, отряхнулись и привели друг друга в порядок. Затем двери разлезлись и чинная процессия вышла в коридор. Не прощаясь и даже не кивнув, трое в белых халатах разошлись по своим делам.

Слегка покачивающейся походной Сергей направился ко второму лифту. Плавному и размеренному. На этот раз попутчиков небыло до первого этажа и он долго смотрел в зеркало в стене, из которого его пристально разглядывал слегка постаревший он сам. Но глаза в зеркале всё же улыбались и он отвечал им тем же. В холле царила всё та же суета, но звук словно отключили. В полной внутренней тишине Сергей прошёл на улицу и направился к трамвайной остановке.

Зрелище для города наших дней было неожиданным. Кто-то показывал пальцами, кто-то сквозь лобовое стекло догнавшей трамвай машины крутил у виска, кто-то просто подняв бровь наблюдал.

На прицепном крюке сзади трамвая, держась правой рукой за неизвестные выступы, ехал ухмыляющийся гражданин в свитере с начёсом и меховой кожаной куртке. Весьма и весьма неожиданное для города наших дней зрелище:

Вернуться в раздел "Рассказы"      Вернуться в начало страницы